Куст ежевики - страница 14
Миссис О’Хара сказала, что обед подан. Сэм поставил свой пустой стакан, повернулся и пошел в столовую.
В глубине типографии, в своем заваленном бумагами кабинете, сидел за шведским бюро Паркер Уэлк. Он старательно писал: «Миссис Макфай, в девичестве Маргрет Слоан, уроженка Атланты, штат ДжордЖия, приехала вместе с мужем, вернувшимся в Ист-Нортон…» Его мясистая рука медленно двигалась по бумаге. Закончив, он поставил жирную точку.
К вечеру Паркер управился со всеми делами. Это был тяжелый день, почти такой же, как дни в разгар курортного сезона, когда ему приходилось работать по восемнадцать часов в сутки. Два крупных события сразу — это было слишком для «Кроникл». Но тем не менее, Нэнси Месснер сделала хороший очерк о прибытии вертолета, а о пожаре в «Робинз нест» он написал сам. «Двое, оставшиеся в живых, мистер и миссис Брискин». Он вытащил очерк из-под груды оттисков и смотрел на него некоторое время не мигая.
Внезапно он рассмеялся: «Бог мой! — сказал он, — попалась голубушка!» Продолжая смеяться, он дотянулся до телефона на маленьком столике рядом с бюро и набрал номер.
— Больница «Миллз мемориал»… Общежитие медсестер.
— Здравствуйте, это Паркер Уэлк из «Кроникл».
— А, здравствуйте, мистер Уэлк. Это Ида Приммер.
— Я хотел бы узнать, мисс Приммер… Фрэн Уолкер, случайно, не дома?
— Дома, мистер Уэлк. Позвать ее?
— Да, будьте добры. — И добавил: — Кстати, насчет этого пожара в «Робинз нест». Я узнал, что Фрэн была там с доктором Монфордом. Может быть, она вспомнит какие-то детали.
— Я уверена, что она с удовольствием поможет вам. Подождите минутку.
Конец фразы мисс Приммер говорила уже на ходу.
Паркер сидел неподвижно. Он чувствовал, как у него взмокла на спине рубашка. Рука, которой он правил очерк о вертолете, тоже вспотела. Он чертыхнулся, отложил очерк в сторону, вытащил носовой платок и вытер лицо. Несколько раз откашлялся, стараясь спрятать волнение. И когда, наконец, Фрэн подошла к телефону, голос его звучал тихо, спокойно, почти равнодушно.
— Привет, Фрэн, — сказал он, — это Паркер. Сегодня утром ты была на пожаре. Я подумал, что ты, как свидетель, сможешь рассказать что-нибудь интересное.
— Я… — Фрэн явно занервничала. — Может быть, вы спросите доктора Монфорда…
— Я предпочел бы услышать детали от тебя.
— Но я уверена, что доктор Монфорд…
— А я уверен, что тебе самой хотелось бы рассказать об этом, не так ли, Фрэн?
Последовала долгая пауза. Она попалась. Чтобы еще раз убедиться в этом, он добавил:
— Кстати, насчет этой пары Брискин. Я поинтересовался у полицейских… знаешь, кажется, весьма занятная парочка. Жене около двадцати пяти, была одета в белое хлопчатобумажное платье… Мужу около тридцати восьми, высокого роста, со светлыми вьющимися волосами… Да… Интересная пара.
Фрэн молчала.
— Ты слышишь меня, Фрэн?
— Да, я слышу.
— Мне продолжать? Ты ведь знаешь, я хороший журналист.
— Можно не продолжать.
— В таком случае в воскресенье вечером?
— В воскресенье?
— Здесь, в моем кабинете. Мы поговорим об этом.
Фрэн так долго не отвечала, что на мгновение его охватил страх. Его влажные ладони похолодели, и он заговорил в самую трубку: — Фрэн… Фрэн… я не трону тебя… Обещаю… Пальцем к тебе не притронусь…
— Я тебе верю. — В ее голосе он почувствовал презрение к себе. На другом конце провода положили трубку, и Паркер процедил сквозь зубы: «Сука! Сука проклятая! Думаешь, я насиловать тебя буду, что ли?!» Он в бешенстве вскочил, ненавидел себя и ее. Но, когда вспомнил о воскресном вечере, ненависть улетучилась. Он был даже доволен собой. Напевая под нос какой-то мотивчик, надел пиджак, выключил свет и прошел через большую, пропахшую чернилами комнату, где в полутьме, освещенные единственной тусклой лампочкой без абажура, праздно стояли печатные станки. Он закрыл наружную дверь, запер ее на ключ, поднял воротник пальто и медленно зашагал в темноту.
Много лет назад, в молодости, Паркер был шумным, веселым парнем, набитым скабрезными шутками и непомерными амбициями Он перекрутил почти со всеми девушками Ист-Нортона и, в конце концов, уехал бы в Нью-Хавен или Хартфорд, или в Бостон, а может быть, даже в Нью-Йорк, увозя с собой приятные воспоминания, если бы не Полли Уэрнер. Он изнасиловал ее, во всяком случае, она так говорила. Полли забеременела, и после бесконечных горьких упреков и истерических обвинений он женился на ней, ровно за шесть с половиной месяцев до появления на свет Алисы.