Куст ежевики - страница 16

— Не знаю. Что-нибудь.

— Он сказал, что это его не касается. Он не внес наши имена в свой рапорт. Надо просто забыть об этом.

— Значит, никто не знает.

— Да… — Она взяла со стола перчатки, снова надела их. — Вот только Паркер Уэлк заявился туда, как раз когда мы собирались уезжать. Гай сказал ему, что я приехала с ним, чтобы помочь.

— Паркер ничего не заподозрил?

— Нет.

— Что если он заподозрил… Ты же знаешь этого сукиного сына.

— Еще бы.

Берт отхлебнул кофе. Фрэн вела себя странно, как-то отчужденно, думала о своем.

— Ты уверена? — переспросил он. — Ты уверена, что Гай ничего не сказал и что ты сама не сказала ему ничего лишнего?

— Ему-то что я могла сказать?

— Учитывая, как ты к нему относишься…

— Что ты имеешь в виду?

— Перестань, Фрэн! Перестань, пожалуйста!

— Нет, я хочу знать, что ты имеешь в виду.

— Сам не знаю. — И он, правда, не знал. Но Фрэн иногда так смотрела на Гая и так говорила о нем… Гай ведь знает себе цену. Однажды он взял Фрэн покататься на яхте. Она клялась, что между ними ничего не было. Конечно, Берт верил ей. Но все равно…

— Хорошо, — сказал он. — Хорошо. Ты свободна сегодня вечером? Я заеду за тобой около восьми.

— Нет, Берт, не нужно.

— Но ты же свободна, верно?

— Да, но… — Она поднесла ко рту чашку. Он заметил, как рука у нее дрожит и спросил:

— Это как-то связано с прошлой ночью? Тебе неприятно вспоминать об этом? Если бы не пожар, тебе не было бы неприятно. Но пожар был, и Гай видел нас, и это каким-то образом все изменило. Получается, как будто, я виноват. Как будто, я устроил пожар. После него ты стала избегать меня, Фрэн.

— Нет, Берт, это неправда.

— Правда.

— Нет! Пожалуйста, оставим этот разговор! Прошу тебя! Перестань! — Она со стуком поставила чашку на блюдечко. Кофе пролился на белый мрамор. — Прости… прости, Берт… прости. — Ее глаза наполнились слезами. Закрыв лицо руками, она быстро встала и пошла к выходу.

Берт проводил ее взглядом, потом оплатил счет, вышел на улицу и зашагал к себе домой, в маленькую квартирку над антикварным магазином, что на окраине города. Минуя дорогу, которая вела к порту, он заметил яхту Гая, медленно переплывавшую залив. Берт долго смотрел на нее, поджав губы и рассеянно почесывая за ухом. Ему всегда нравился Гай Монфорд. Гая любили все. Его нельзя было не любить. Но Фрэн принадлежала ему, Берту, она — собственность Берта Мосли, а не Гая Монфорда и никого другого. А такая девушка, как Фрэн, такая раскованная, страстная, всегда готовая угодить — редкость в Ист-Нортоне. Он нашел Фрэн, и он ее не отдаст, потому что эта женщина нужна ему. Когда-нибудь, если его чувство к ней не изменится и если он станет, наконец, зарабатывать приличные деньги, а не жалкие гроши, и сумеет вернуться в Бостон, — тогда, возможно, он женится на ней.

После дождя было тепло. Маргрет оставила жакет в каюте и теперь сидела одетая в коричневые шерстяные брюки и клетчатую спортивную рубашку, вытянув перед собой ноги, облокотившись на планшир. Ворот рубашки у нее был расстегнут, брызги блестели на гладких волосах. Она почти все время молчала, порой Гай даже забывал о ее присутствии. Мельком взглянув на ее лицо, подставленное встречному ветру, он понимал ее молчание. Хотя это была ее первая прогулка на яхте, она испытывала трепет, который чувствует бывалый моряк, глядя на бескрайний водный простор и белый парус над головой. Маргрет действительно отдыхала, но при этом она еще и управляла яхтой, наклоняясь вместе с ней и напрягаясь вместе с тугими парусами, — часть этого суденышка и этого сентябрьского дня.

— Я много ездила на лошадях, — сказала она. — Порода — теннессийские иноходцы. Это было почти то же самое.

— Я слышал о них.

— Яхта идет медленнее, а кажется, что быстрее. Я думаю, это из-за ветра.

— Да, из-за встречного ветра.

— И дорога никогда не кончается. Не надо спешиваться, объезжать ямы или остерегаться проезжающих машин…

— Да…

— Ты сразу даешь ей волю. — Она снова замолчала и не произносила ни слова до тех пор, пока они, обогнув маяк Кивера, не вышли в открытое море. Когда город пропал из вида, она сказала:

— Исчезла. Ее уже не видно.