Квадруполь - страница 17
В сплетнях и слухах Долины ЮРС слыла “русской компанией”. В действительности, ко времени вступления на сцену Димки Гольдмана в стартапе трудилось около двенадцати человек, из которых “русскими” (с учетом неточности этого определения) были только они четверо, логически прозванные внутренним персоналом “Magnificent Four”. Нет сомнения, что “великолепная четверка”, тот самый “квадруполь”, была душой и энергией предприятия, и мудрый президент Юджин тщательно сортировал новых кандидатов на работу, стараясь исключить любую конкуренцию им четверым или другие вероятные трения со стороны вновь прибывших. Другими словами, “русские” в ЮРС не принимались. При всей сомнительности такой политики смысл в ней был, по крайней мере поначалу. Саймон и Ричард были непревзойденными учеными. Юджин, талантливый во всем, успешно помогал, когда требовалось, а быстро соображающий Димка оказался очень даже полезным, если был не пьян (теперь об этом говорилось только в шутку) и мог сосредоточиться. Всем остальным предлагалось беспрекословно выполнять указания “четверки” и не рыпаться. Разрешалось также молча восхищаться “русскими” учеными и тайно их обожать. Международный персонал ЮРСа легко и органично упомянутую программу принимал, и смотрел на ученое начальство с восторгом. Ничего подобного нельзя было ожидать от злобных, самолюбивых и тщеславных русских (особенно мнящих себя образованными, а такие в Долине составляли большинство), поэтому путь в компанию им был неофициально закрыт. Что только увеличило радость Димки, осознавшего себя избранным (опять) и удачливым (опять).
Думая о своих бывших соотечественниках, Димка не мог не признать, что несмотря на часто превалирующее интеллектуальное превосходство россиян (более точное определение для большинства из них было бы “советские евреи”) над местными ребятами, большую симпатию вызывали именно эти последние, в результате их добродушной покладистости и охотному исполнению роли “ведомых”. Присущий бывшим советским специалистам цинизм и издевательско – снисходительное отношение к охотно принявшей и вполне прилично накормившей их нации (черта, как считал Димка, характерная для россиян в целом, когда дело шло об “иноземцах”) совершенно отсутствовал или, как минимум, не проявлялся у “аборигенов”. “Удивительна работа совдепии, – думал Гольдман. “Не успев приехать в эту, на самом деле превзошедшую все ожидания, благословленную державу, они, “совки”, уже все критикуют, высмеивают, требуют… .Поразительный народ создала советская власть при помощи электрификации всей страны!”
Изобретательность российских эмигрантов в этом вопросе была неисчерпаемой. Долго со смехом вспоминал Димка одного из своих приятелей по ранней стадии “исхода”, некоего Мишу Плетнера. Этот вполне ухоженный ленинградец, сын большого советского начальника, приехав в Калифорнию, как положено, “беженцем” (доверчивые иммиграционные службы не подозревали, как мало оснований для этого почетного статуса имел Миша и подобные ему искатели счастья) и оформив на себя и свою семью все возможные в таких случаях довольно увесистые пособия, не проявил ни малейшей спешки в вопросах освоения языка и поиска работы. В качестве идеологической платформы своего подхода Миша использовал мысль (гениальную в своей абсурдности) о том, что работая в “совке” на оборону, он и его папаша держали Америку в напряжении, побуждая ее (Америку) развивать передовые технологии и, вообще, промышленность, увеличивая таким образом благосостояние всей страны. Поэтому, считал Плетнер, безлимитная и длительная финансовая поддержка должна считаться святой обязанностью капиталистической державы, очевидно, обязанной его семье своим процветанием и могуществом. “Это надо же придумать такую ересь?”, думал про себя Димка, слушая разглагольствования приятеля. К счастью для справедливости полученные семьей Плетнера блага довольно скоро съежились, побудив сначала его жену (женщины часто выручали первыми), а потом и его самого, все-таки начать трудовую деятельность. Об этом Гольдман узнал уже от общих знакомых, контакт с философическим беженцем у тому времени давно прекратился.