Кваздапил. История одной любви. Начало - страница 11
К нам свернул темный седанчик. Ни покачивающийся Султан, ни моя заплечная ноша хозяина не смутили, стремление заработать пересилило инстинкт сохранения транспорта в целости.
– Куда едем? – Из приоткрывшегося окошка выглянула широкоскулая физиономия.
– До площади, там покажу. – Девушка распахнула для меня заднюю дверь машины.
Султан взялся за ручку передней, но был отодвинут скользнувшей туда Настей:
– Султанчик, в следующий раз, хорошо? Поехали!
– Подождите.
Я аж взмок, посчитав, что настойчивый кавалер сейчас втиснется к попахивающей Люське, но тот, обойдя машину, постучал в окно водителя, и в приоткрывшуюся щель упала купюра:
– С ветерком и без проблем, ясно?
Когда одинокая фигура скрылась вдали, Настя выдохнула.
– Теперь налево, – принялась она командовать.
Водила на запах не жаловался, видимо, плата покрыла неудобства. В нужном месте мы вышли, скользкое тело вновь заняло место на спине, в лифт скривившаяся Настя заставила себя войти вместе с нами.
Звонок в нужную квартиру ничего не дал.
– Постучи, – сказала Настя.
Я постучал.
– Сильнее постучи.
Мой кулак едва не разнес дверь. Опять ничего, кроме пожилой соседки, что выглянула из противоположной двери.
– Не скажете, Люсины родители дома? – осведомилась Настя.
– Павел Евграфович с Ольгой Георгиевной на юг уехали. – Соседка презрительно задрала подбородок. – Этой шалаве квартиру оставили. Надеялись, что у нее совесть проснется. Нечему там просыпаться!
Соседская дверь с громом захлопнулась.
Настя порылась в сумочке подруги. Два ключа со связки подошли, замки поочередно клацнули, раззявилась черная пасть.
– Вноси, – приказала Настя. – Клади здесь, в коридоре.
Загорелся свет. Мы разулись, затем разули подопечную.
Еще вчера я мог лишь фантазировать на такую тему: одни в квартире с чарующей соблазнительницей, которая смущала взоры всех мужчин от мала до велика. И вот все на самом деле. Но то, как это происходило, с мечтами категорически не совпадало.
Я помог избавить Люську от куртки. Напарница отбросила ее в сторону, руки взялись за низ Люськиного платья:
– Ну?
Приподнятое за подмышки тело безучастно принимало все, что с ним делали.
Стянутое через голову платье вместе с курткой отправились в пакет, затем Настя по-хозяйски включила воду в ванной и с суровой деловитостью оглядела оставшуюся в нижнем белье подругу. На всем отчетливо проступали пятна невероятных вида и аромата.
– Поднимай.
– Что ты собираешься?..
– А что предлагаешь? – перебили меня.
– Пусть проспится. Увидит себя утром – может, сделает выводы. Если найдется, чем.
– А если тебя бросить таким грязным? Помогай.
Я перенес сползавшее из рук тело в ванну, где опустил в теплую воду прямо в белье.
Настя нагнулась к беспросветно отсутствовавшей подруге, а ее собственное короткое платье открыло белые бедра почти целиком, прорисовав все скрытое и вновь вызвав к жизни больную игру воображения.
Настя резко обернулась:
– Чего встал?
Видения рассыпались, искромсанные неприятным тембром.
– Я еще нужен?
– А сам как думаешь?
Не знаю, что это означает на женском языке. На всякий случай я вышел за порог ванной комнаты, краем глаза следя, как поддерживаемую под голову Люську лишали лифчика, а затем омывали – бережно, ласково, как хрупкую драгоценность. Если Настя чувствовала мое визуальное присутствие, то никак не реагировала.
Дело дошло до нижней части белья. Пара неудачных попыток закончились встречей Люськиного затылка, а затем лица с эмалированным чугуном. Принесся недовольный оклик:
– Ну где ты? Подними.
– Э-э… Теплица не будет потом возмущаться, что я…
– Еще слово, и возмущаться буду я – здесь и сейчас!
– Возражения признаны убедительными, вопрос снят.
Мои пальцы вделись под безвольно болтавшиеся руки, резким усилием Люська была выдернута из водяного плена… и волна брызг окатила подавшуюся вперед Настю.
Ко мне обернулось лицо разъяренной ведьмы, готовой не только немедленно превратить в крысу, но тут же сожрать вместе со шкуркой, хвостом и когтистыми лапками.
– Прости… – Я едва не развел руками, отчего Люська почти грохнулась обратно в ванну.
Как можно не очнуться, когда с тобой такое творят, не понимаю, однако она не очнулась.