Ланселот, или Рыцарь Телеги - страница 9
Промолвив, отослала прочь
И этих рыцарей, и слуг.
И все они тотчас и вдруг
Ушли, не говоря ни слова.
Девица же сказала снова:
«Сеньор, вы славно мне служили,
От домочадцев защитили,
Со мной пойдёмте, час настал».
За руки взявшись, вышли в зал.
Но рыцарь недовольства полон:
С ней бы расстаться предпочёл он.
Средь зала высилась кровать,
И простыней сияла гладь,
Мягка на ощупь, белоснежна;
Матрас же сделан был прилежно –
Набит соломою не колкой;
И одеялами из шёлка
Была застелена кровать.
Легла девица почивать,
Но не сняла с себя сорочки.
Тут рыцарь не без проволочки
Разулся и босым остался.
Хоть вздох тяжёлый вырывался,
Он словом, что девице дал,
Своё волненье побеждал.
Он заставлял себя? Как мог.
И наконец с девицей лёг
Не без труда и проволочки
И не снимал с себя сорочки,
Подобно спутнице своей.
Дабы не прикасаться к ней,
Он отодвинулся безмолвно
И лёг на спину, инок словно,
Возлегший на свой одр убогий,
Храня обет молчанья строгий.
Он на девицу не смотрел,
По сторонам взглянуть не смел,
Не улыбнулся ей ни разу.
Всё потому, что сердце сразу
Отвергло ту, что столь красива.
И вовсе не желал он дива,
Что всех пленило бы давно.
Одно в нём сердце, и оно
Ему уж было не подвластно,
А госпоже другой причастно,
И он был сердцу не уставщик.
Любовь, сердец людских управщик,
Там дело сделала своё.
Она лишь ценящих её
Пленяет, и слуга богини
Обязан чтить её святыни.
А в сердце рыцаря она
Как никогда была сильна
И выдержку дала такую,
Что осуждать я не рискую,
Что он не встал ей поперёк,
Ведь не за ней идти не мог.
Прекрасно видела девица,
Что рыцарь ею тяготится
И с ней расстаться будет рад,
Других не требуя наград.
Её и не коснулся витязь.
«Сеньор, – сказала,– не сердитесь,
Но вас покину я скорей,
Чтоб в спальне почивать своей.
Вам, полагаю, легче станет,
Ведь общество моё вас ранит,
Я вам беседой душу режу.
Не упрекните как невежу,
Коль откровенна я сейчас.
Пусть будет сладка ночь для вас.
Вы слово так сдержали, право,
Что больше не имею права
Вам в чём-либо послать упрёк,
И да хранит, сеньор, вас Бог.
Я ухожу». Она встаёт,
И не явил досады тот,
Он ей уйти легко позволил,
Как тот, кто сердце приневолил
Служить не ей – другой – сполна.
Всё это поняла она,
В другую комнату ступая.
Там улеглась, совсем нагая,
Сказав себе: «Уже немало
Достойных рыцарей я знала,
Но среди них нет никого,
За исключением его,
Кого б ценила хоть в полсу.
Но, мнится, знаю правду всю:
Он цель поставил пред собою
Опасней и труднее вдвое,
Чем кто другой задумать может.
И пусть Господь ему поможет».
Глаза закрыла и спала,
Пока денница не взошла.
Лишь на небе заря зажглась,
Она проснулась, поднялась.
Тогда открыл и рыцарь очи,
Привёл себя в порядок с ночи,
Вооружился, слуг не ждал.
Когда вошла хозяйка в зал,
Уже на нём броня сверкала.
«Вам утра доброго», – сказала,
К нему приблизиться спеша.
«И вам того же, госпожа», –
Ответил рыцарь ей тотчас
И объявил, что пробил час
Его коня из стойла вывесть.
Та приказала, не противясь,
И говорит: «Сеньор, я всё же
Пущусь в дорогу с вами тоже,
Коль вы меня согласны взять
И на пути сопровождать
По правилам, веленьям долга,
Что установлены задолго
Дотоле в королевстве Логр»[30].
Обычай этот, этот долг
Повелевал всем в старину:
Коль даму, девушку одну
Вдруг рыцарь встретит на дороге,
Воздать почёт ей должен многий,
Чтоб сохранить лицо; сиречь,
Чем даму горести обречь,
Вспороть себе уж лучше глотку.
Но коль обидит кто красотку,
Тот о пристанище забудь,
Изгоем стань и проклят будь.
А если с ней уж спутник есть, то
Страждущий на это место
Тогда лишь ею завладеет,
Когда другого одолеет.
И удоволится тогда
Без унижений и стыда.
Затем и молвила девица,
Чтоб рыцарь, если он решится,
С ней по обычаю пошёл
И оградил её от зол,
Она отправится с ним вместе.
Он ей в ответ: «Клянусь по чести,
Не попадёте вы в беду,
Пока я сам не попаду».
«Я с вами», – молвила она,
Веля седлать ей скакуна.
Приказ заминки не находит,
Слуга ей скакуна выводит
И рыцарю коня к тому же.
Не помогал им сесть конюший,
Помчались, убыстрив аллюр.
Она ему, хоть был он хмур,
В пути кой-что сказать хотела,
Но не внимал он, ведь всецело
Был думой полн, презрев слова.
Любовь над ним взяла права.
Любви богиней уязвлён,
Не клал бинта на рану он,