Ларин Петр и волшебное зеркало - страница 36

Вёсла погрузились в прозрачную воду и разом оттолкнули её назад. Шлюпка пошла легко, как по воздуху, вдоль бортов зажурчала вспененная океанская вода. Постепенно она темнела, пока не сделалась густосиней, ультрамариновой. Мимо шлюпки, лениво шевеля щупальцами, проплыла большая розовая медуза. Повисший было вымпел на корме ожил, затрепетал, и Пётр увидел, что на нём изображён серебряный якорь на красно-синем поле.

— Это флаг вашей страны? — спросил он, чтобы не молчать.

— Страны? — капитан Раймонд удивлённо поднял седые брови. — Ах да! Страны… Нет, это не флаг страны. Это флаг моей гильдии — гильдии Вольных Мореходов.

Он произнёс это с такой гордостью, что Пётр понял: капитан очень дорожит своей принадлежностью к гильдии и ни на что её не променяет.

Шлюпка миновала узкое горло бухты, и Пётр увидел стоявший на рейде корабль. Это был трехмачтовый парусник, оснащённый, помимо парусов, множеством длинных вёсел, расположенных вдоль бортов в три ряда. Он напоминал странную смесь фрегата и античной галеры; ещё более странным Петру показалось то обстоятельство, что корабль стоял на месте с поднятыми парусами. С моря тянуло ровным крепким ветерком, паруса раздувались, но судно стояло неподвижно, как скала. Оно было красивым, как все парусные суда, но из-за этих поднятых ни к селу ни к городу парусов казалось каким-то ненастоящим.

Впереди родимый борт. Не зевать, держать на норд!

Повинуясь новому заклинанию, румпель под локтем капитана слегка сместился, шлюпка изменила курс и пошла к кораблю.

— Фокусы-покусы, — завистливо пробормотал Свисток.

Капитан остро глянул на него из-под лохматых бровей и кашлянул в кулак.

— Твой приятель — забавный парень, — сказал он Петру. — Разве что немного болтлив. Он, случайно, не называет себя Волшебной Боцманской Дудкой?

— Я — Свисток и тем горжусь, — объявил Свисток и оскорблённо замолчал, с независимым видом глазея по сторонам.

— И то хлеб, — непонятно отозвался капитан и, спохватившись, скороговоркой произнёс:

Вёсла вспахали воду, шлюпка замедлила ход и плавно причалила к высокому борту корабля. Сверху послышался чей-то голос:

— С ума можно сойти, — пробормотал Свисток.

— Твоя правда, братец, — сказал капитан, у которого, похоже, был отменный слух. — Ну, да тут уж ничего не попишешь. Лёгкой работы на свете не бывает. Даже самозванцем, наверное, быть не так-то просто. Правда, Ларин Пётр? — обратился он к Петру.

— Не знаю, — сухо сказал Пётр, которому намёки капитана нравились всё меньше. — Не пробовал.

— Ну да, ну да, — кивая, согласился капитан, — конечно. Что ж, добро пожаловать на борт «Каракатицы»!

Сверху, разворачиваясь на лету, упал верёвочный штормтрап. Пётр оглянулся на капитана. Как воспитанный молодой человек, он собирался уступить старшему дорогу, но капитан Раймонд опередил его. Сняв шляпу, бородатый мореход сделал ею широкий приглашающий жест в сторону трапа. Глаза у него были хитрые, улыбка двусмысленная, а радушный жест, которым он указал на трап, показался Петру издевательским. Впрочем, отступать было некуда, и Пётр, ухватившись за нижнюю ступеньку, ловко полез по трапу наверх.

— Озеро Байкал, — пробормотал он по дороге, и Свисток впервые промолчал, не найдясь с ответом.

— У вас красивое судно, капитан Раймонд, — сказал Пётр. — Не понимаю, откуда такое странное имя — «Каракатица»?

Капитан почесал в бороде.

— Имя как имя, — сказал он. — Я привык. Раньше эта посудина звалась «Морской Волшебницей», а «Каракатицей» её назвал один чужеземец, такой же странник, как ты, подобранный мной на этом гиблом берегу. «Ну и каракатица!» — воскликнул он, впервые увидев мой корабль. У меня были веские причины прислушиваться к каждому слову этого человека, и я решил: так тому и быть. К тому же рифмовать «Каракатицу» всё-таки легче, чем «Морскую Волшебницу». Каракатица — катится, пятится, схватится… Кстати, тот чужеземец так и не сумел объяснить мне, что это за зверь — каракатица. Я понял только, что он живёт в море.