Ледяной остров - страница 6

Трофимов, подхлестнутый этой мыслью, бросился на веранд где стоял письменный стол.

Торопливо один за другим выдвигал он ящики.

«Вот она, на месте. Не успели. Молодчина, Атаман! А я-то шляпа! Совсем забыл и держу такое у себя!.».

Через минуту он уже набирал номер телефона.

— Капитана Винокурова…

Когда Трофимов вернулся в переднюю, к перевязке все было готово. Атаман неподвижно лежал на потемневшем от крови коврике.

— Ничего, друг, крепись. Сейчас мы тебя перебинтуем, а завтра придет врач. Поправишься, — ласково говорил Трофимов. Пес жалобно и виновато смотрел на хозяина и пытался лизнуть ему руку.

Когда перевязка была окончена, Алексей Петрович унес спеленатую собаку. Мать Трофимова, подавленная происшедшим, молча стояла в передней.

Чувствуя, что дольше оставаться в чужой квартире при создавшихся обстоятельствах как-то неловко, Зарубин прикидывал в уме, как бы ему уйти. Он уже стал было снимать с вешалки свою шляпу, но тут вернулся Трофимов.

— Не думаете ли вы, Павел Константинович, сбежать от меня? — Круглое широкое лицо Трофимова осветилось приветливой улыбкой. — Ничего не выйдет… Да! Я и забыл вас познакомить со своей матерью. Мама, это Павел Константинович, писатель.

— Ну, какой я писатель, — смутился журналист, — пожимая широкую, немного загрубевшую ладонь матери Трофимова. — Я всего лишь корреспондент газеты и то еще как следует не освоил это дело.

— Вы не скромничайте, Павел Константинович, — обернулся Трофимов, перекидывая через плечо полотенце, — я читал сборник ваших очерков и рассказов. Совсем неплохо написано.

Зарубин еще больше смутился, вспомнив разносную статью одного критика, назвавшего его первый сборничек очерков и рассказов, изданный год назад, сомнительной пробой пера.

— А вы не стесняйтесь. Чувствуйте себя, как дома, — просто сказала мать Трофимова. — Вы, наверное, недавно в Приморске?

— Всего несколько дней.

— То-то я вижу, загар к вам еще не пристал. Проходите сюда, — указала она на дверь, в которой скрылся Трофимов, — освежитесь холодной водой. Вот вам полотенце.

На веранде, куда Надежда Ивановна провела Зарубина, когда он умылся, было необычно прохладно. Нежно благоухали цветы, ровным рядом стоявшие в кадках и горшках вдоль застекленной стены. Только один цветок лежал на полу, смятый и засыпанный землей. Тут же валялись черепки разбитого горшка. Чуть заметно колыхалась легкая штора, через которую просвечивала пустая рама с двумя острыми осколка ми стекла.

«Должно быть, на улице резко похолодало», — подумал журналист, наблюдая, как Надежда Ивановна, собрав в старое ведро землю, осторожно водворяла в него искалеченное растение.

— Вот ведь что натворили! — нарушила молчание Надежда Ивановна, привязывая стебель цветка к воткнутой в землю палке. — И откуда еще берутся такие ироды?

— Смелые воры, и собаки не побоялись.

— Ну, смелости большой здесь нет. Они были уверены, что в квартире никого нет. Я ведь в это время, как всегда, пошла с Атаманом погулять. Эти жулики и выждали, когда мы уйдем. А я с полдороги вернулась: вспомнила, что газ не выключила. И как только я дверь открыла. Атаман кинулся внутрь — должно быть, почуял чужих людей. Я услышала, как здесь, на веранде, что-то упало, залаял, зарычал Атаман, Бросилась я сюда, но сразу никак не могла найти выключатель. А Атаман уже рвал кого-то в саду.

Зарубин, слушая Надежду Ивановну, наблюдал, как ловко, без суеты наводила она порядок в Комнате. Когда она, словно мимоходом, переставляла какой-нибудь предмет, то казалось, что другого, лучшего места для него в комнате нет. «Вот так же и мама», — подумал Зарубин.

— Жалко Атамана, — вздохнула Надежда Ивановна. Потом, словно встряхнувшись, она повернулась к Зарубину и чуть хитро, совсем, как Трофимов, улыбнулась:

— Ну, а как вам, Павел Константинович, здесь не душно? — и продолжала немного торжественно, с гордостью: — Это Алеша все. Он здесь, на веранде, работает. И у меня в комнате сделал такой же холодильник. — Надежда Ивановна глазами показала на ромбическую трубчатую решетку под потолком, хорошо гармонировавшую с переплетом рам.

— Так, значит, поэтому здесь так прохладно? — только теперь понял Зарубин.