Легенда о Сибине, князе Преславском - страница 31

— Все переменилось, князь! — крикнула она издалека, и Сибин уловил в её голосе неприязнь и желание поскорее отослать его прочь.

— Что переменилось? — спросил он, слезая с коня.

— Брат Тихик клянется, что ты отдал свою душу дьяволу. Что ты слуга дьяволов и враг Господу. Дьявол, говорит он, излил в твоего ангела яд сладострастия, дабы наплодить чад своих до светопреставления.

— Тихик плетет вздор! Я надеялся, что апостол Сильвестр послушает тебя, а не моего раба, — сказал князь, вдруг уразумев, что она спешит объявить его недостойным, чтобы подавить в сердце любовь к нему, подобно тому как это было с ним самим в Тырнове. Свидетельство Тихика доказывало правоту её Бога и оправдывало её плачевный вид.

— Не протянувший руки раскаявшемуся грешнику не повиснет ли на железных крюках преисподней? Ты обещала мне телесное и духовное спасение, Каломела, — проговорил князь.

Она отшатнулась, взгляд её вновь посуровел.

— Значит, ты признаешь, что принадлежишь ему?.. Я подозревала… О, несчастный, ты лишился божьего благоволения.

— Бог никому не отказывает в своей милости. Даже если мной завладел дьявол, допустишь ли ты мою погибель? Ты ведь знаешь, что мне нельзя вернуться в Преслав. Ты призвала меня сюда, ты внушила, что того желает небо.

Напоминание об её обещаниях и мольба, с которой он вручал себя ей, привели Каломелу в замешательство. Вновь поддалась искушению гордыня её, и взгляд прояснился.

— Да, Богу дорога каждая душа, — сказала она, выслушав его. — Ты прав. Сердце подсказывает мне, что Бог на моей стороне, иначе зачем бы он уготовил нам с тобой одну и ту же участь? Но, княже, предстоит тебе великое покаяние и усердные молитвы. — Она говорила громче, воодушевленная подвигом его спасения, который приблизит её к ангельским престолам, и снова стала уверенной и властной.

— Я готов превозмочь в себе все супротивные силы, всю гордыню, но как ты поможешь мне, если апостол не допускает меня в вашу общину? — спросил князь.

Лицо её выразило досаду.

— Он чрезмерно строг, милосердие его невелико. Но и покаяние твое будет долгим, пока ты станешь достоин вступить в наше братство. Где ты поселишься?

— В лесу за вашим селением есть пещера. Я поселюсь там.

Каломела посмотрела на него в изумлении.

— В пещере?! Но там обитает дьявол. И никто не смеет переступить её порог. Ах, сколь несведущ ты, княже! — Она по-ребячьи сплюнула и попыталась чихнуть.

— Но я уже входил туда. Там нет никакого дьявола, а есть чудесный теплый родник.

— Он успел уже прельстить тебя? Уходи оттуда, уходи немедля! Он снова явится искушать тебя и погубит безвозвратно…

Князь стоял перед нею, опустив голову. Чтоб успокоить её, пришлось прибегнуть ко лжи. Он пообещал соорудить себе хижину, не охотиться, не есть мяса, предаться посту и покаянию.

— Человеку свойственно любить этот мир и всё мирское в нём, и трудно ему расстаться с этим, если не подкрепляет его праведник и не вдохновляет любовь к Всевышнему, — сказал он. — Как переборю я похоть плоти и глаз, гордыню и силу вражью, оставленный один в лесу? Ты должна поучать меня и напутствовать, Каломела, иначе не исцелить мне души моей.

Опять запищал младенец, и она оглянулась на хижину, в которую незадолго перед тем вошел апостол. Монах появился во дворе, неся распеленатого младенца, чтобы показать его солнцу. Отец новорожденного отвешивал ребенку поклоны.

— Мы крестим младенца. Мне пора… Ступай с богом, княже. Молись и готовь себя к великому очищению. Я скоро проведаю тебя.

— Не оставляй меня надолго во власти дьявола. Когда решишься навестить меня, иди лесной дорогой и стучи палкой по стволам деревьев, я услышу и выйду навстречу тебе, — сказал князь.

Он дождался, пока Каломела скроется за плетнем, вскочил в седло и поскакал к лесу, сопровождаемый целой сворой собак и неприязненными взглядами еретиков, высыпавших из своих шатров и землянок.

Отчего надежда на божье благоволение покинула его, едва он начал молить её о помощи? Ведь от неё ожидал он спасения? И отчего Сатанаил воцарился в его сердце с насмешкой и злорадством над её злосчастьем? Не для того ли Нечистый толкнул его на обман, чтобы искусить её гордость? В конце концов не обманывал ли князь самого себя и отчего он был принужден прибегнуть к обману именно тогда, когда жаждал исповедаться?