Легенда о Сибине, князе Преславском - страница 9

Всем своим тяжким жизненным опытом выстрадал Теофил эту решимость. По его убеждению, предали Болгарию не только цари и боляре, бог и дьявол, не помог ей и тот дух отрицания, которым всю жизнь был проникнут Теофил. Его философия сложилась на основе непримиримого, скептического отношения к богу и дьяволу и вела к разладу с собой и миром. Стремление к истине, полагал он, закаляет волю человека, делает его «безумным» и «готовым к лютейшим страданиям». В финале романа Теофил осознает ограниченность этой философии и приходит к выводу, что только активным противодействием злу можно помочь его искоренению.

Так завершается долгая, мучительная эволюция героя, прошедшего невероятно сложный путь через тернии зловерия в поисках решения «загадок миробытия» и в конце концов осознавшего необходимость личного участия в борьбе за переустройство мира. Так протягивается тонкая, но отчетливо ощущаемая нить от древне-исторического сюжета к нашей современности.

Кроме центрального героя романа, очень рельефно и глубоко выписаны некоторые другие персонажи. Тут и монументально-величественная, словно высеченная из гранита, фигура игумена Евтимия. Тут и колоритнейший отец Лука — «духовный пастырь» Теофила в монастыре, некогда промышлявший разбоем, а затем сочетавший показное благочестие с неслыханным богохульством и озорством. Тут и прелестный образ плотоядной, восторженно предающейся земным радостям Армы — возлюбленной Теофила. Тут и немногими словами, но необычайно выразительно нарисованный демонический характер турецкого военачальника Шеремет-бега… Каждый из этих персонажей занимает своё место в романе, и все вместе они наглядно свидетельствуют об удивительном «человековедческом» мастерстве Э. Станева, которому абсолютно чуждо восприятие своих героев, как существ либо положительных, либо отрицательных. Заметим, что у Станева нет ни одного персонажа, который поддавался бы классификации в соответствии с такой схемой. И это потому, что он наделен способностью глубоко проникать в заповедные тайны души человека, видеть одновременно всю сложную гамму его психики и его, так сказать, мыслей сердца.

Суровый эпический план сюжета «Антихриста» включен в общую лирическую атмосферу повествования, в котором временами довольно отчетливо слышится и голос автора, его нескрываемая симпатия к своему герою и его собственные раздумья о разнообразных явлениях жизни, а также постоянно ощущаемая нами, читателями, его поразительно гибкая и мощная энергия художественного слова.

«Антихрист» — жемчужина современной болгарской литературы. Роман написан с той философской глубиной и реалистической пластичностью, которые отличают истинное произведение искусства.

В разговоре с Эмилияном Станевым выясняется, что «Антихрист» — едва ли не самое любимое его сочинение. Писатель говорит о нём с какой-то особой нежностью.

И снова беседа наша как-то сама собою возвращается к теме, чрезвычайно близкой Станеву, — своеобразию и специфике исторической прозы. Как же современность проглядывает в двух его последних исторических повествованиях?

— О, это непростой вопрос. В лоб на него ответить невозможно. Когда обе книги писались — я воспринимал их как исторические; когда же они были завершены — я думаю о них так, точно они созданы на современном материале. Философские проблемы (например, о смысле жизни, борьба добра со злом, поиски, путей к человеческому счастью и т. д.), поставленные в этих книгах, разве утратили своё значение для нашего времени? История здесь — экран, на который как бы сами собой проецируются современные проблемы. Таков механизм писательской работы.

Творчество Станева отличается ярким национальным своеобразием. В его произведениях, по словам болгарского критика Бояна Ничева, болгарин и болгарская природа оживают в своих пластичных и неповторимых формах.

Сам Станев говорит, что его как художника во всех сочинениях заботит, в сущности, один главный вопрос — в чем состоит тайна человека?

— В историческом романе или повести, — продолжает он, — меня занимают не исторический антураж, не внешние приметы быта, а прежде всего характер человека, его душа. Вот феномен, который всегда будоражит воображение и мучает художника. Внутренний мир людей прошлых эпох создает для него дополнительные трудности. Не надо только думать, что эти люди были в духовном отношении беднее нас. Они были другими. Какими же? Вот на этот вопрос и обязан ответить писатель. Ваш Достоевский, помнится, нередко повторял, что человек есть самая сокровенная тайна и проникнуть в неё — высший долг художника. Конечно, спокойно живется тем писателям, которые не мучаются ни над какими тайнами.