Легенда старого Чеколтана - страница 6

Он провел последнюю линию и, хотя знал схему наизусть, стал проверять все узлы по наставлению.

— А ну-ка теперь попробуем! — послышалось восклицание Колокольникова.

Шорохов невольно взглянул туда. Матрос нажал замыкатель. Щелчок — и красный огонек вспыхнул на днище корабля.

— Попадание! А ну еще… Попадание! А теперь — залп!

Три красных блика мелькнуло на макете.

— Порядок! — И его широкоскулое, перепачканное машинным маслом лицо просияло.

— Проверьте и вон тот прицел! — приказал Бондарук и направился к своему столику. Проходя мимо Шорохова, он остановился:

— Как у вас дела?

— Работенка! Тут, как сказал какой-то мудрец, само терпение на себе волосы рвать будет, — и Шорохов показал на чертеж.

Бондарук с минуту разглядывал его, затем похвалил:

— Хорошо!

— Хоть на это оказался способным, — недовольно проговорил Шорохов.

— Вы, наверное, думали, что вам сразу предложат разрядить мину с «сюрпризом», — улыбнулся Бондарук, и голубые его глаза да и все лицо неожиданно преобразилось, стало вдруг добрым, приветливым и красивым, а улыбка получилась такой, что Шорохов и сам улыбнулся.

— Хотелось бы! — ответил он и спросил, впервые назвав Бондарука не по званию, а по имени и отчеству: — Василий Николаевич, а чем вы заняты?

— Я? Понимаете, прибор один мастерю. Хочется мне сделать так, чтобы… Впрочем, как говорят у нас на Украине: «Не кажи гоп, пока не перескочишь», — и он опять улыбнулся, теперь уже несколько смущенно. — А насчет мин с «камуфлетами»… Что ж, может быть, вам придется и с ними столкнуться.

Вся аппаратура оставалась на месте, и только из зарядного отделения были вынуты взрывчатка и запальные стаканы. Вместо них там установили реле, которые щелкали при каждой ошибке. Да и мина была старой конструкции, без особых «камуфлетов» — ловушек, препятствующих разоружению. Такие мины моряки научились «приводить в божеский вид», как говорил Колокольников, еще в первые годы войны. Поэтому старшины группы переподготовки к занятиям по разоружению мины относились с холодком, да и Шорохов отвлекся, снова заглядевшись на катера, вышедшие из бухты.

Шорохов душой был в море, но… катера уходили без него, и от этого становилось грустно-грустно. Вдруг лейтенант вздрогнул от неожиданно громкого хлопка и, обернувшись, увидел взметнувшийся к потолку столб дыма и каких-то белых шариков.

— Ну, что же ты? Падай! И так одной ногой в обмороке стоишь, — раздался насмешливый голос Колокольникова.

Все засмеялись.

— В чем дело? — спросил Шорохов.

— Да вот, — показал Колокольников на побледневшего старшину второй статьи, — разряжает, словно вожжи распутывает. Даже такой простой мины не мог…

— Матрос Колокольников, доложите, в чем дело? Что за взрыв?

— Товарищ лейтенант, они, — Колокольников кивнул на старшин, — это, — он толкнул ногой корпус мины, — за игрушку считают. Вот я и приспособил петарду — детскую хлопушку. Ошибся — взрыв. Если мозгами шевелить не хочет, так пусть немного попугается… Надо еще такую штуку придумать, чтобы по носу щелкала…

У Шорохова губы стали невольно растягиваться в улыбку. Но он сдержался. Конечно, минно-торпедный учебный кабинет — не детский сад. Однако нужно предупреждать. Лейтенант уже хотел распушить матроса, но в класс зашел Рыбаков.

— Смирно! — скомандовал Шорохов. — Товарищ капитан третьего ранга, группа старшин…

— Вольно! Как проходят занятия? А это что такое? — показал Рыбаков на разноцветные кружочки конфетти с петарды.

Пришлось рассказать.

— Молодец Колокольников! Хвалю за выдумку! Поставьте на все учебные мины или петарды, или безопасные пороховые заряды.

— Есть!

— Кто разряжал мину?

— Старшина второй статьи Барышев!

— Значит, не смогли справиться с ней?

— Товарищ капитан третьего ранга, да она же простая!

— Почему же тогда не разоружили?

— Да знаете ли…

— Понятно. Чего, мол, с такой пачкаться, только время тратить, так, что ли?

Моряки смущенно молчали.

— Вы когда-нибудь видели, чтобы ребенок сразу начал бегать? Или, может быть, в школе математику сейчас начинают изучать с алгебры? Так чего же вы хотите сразу браться за сложные схемы, не изучив простой? Давайте договоримся так: в минном деле мелочей нет, значит и в учебе их не должно быть. Кто станет наплевательски относиться к занятиям — отчислим. Ясно?