Легенды Отрезанного Простора - страница 73

Внезапно тонкую корку утренней дремоты разбил громкий топот. Настил кибитки дрожал, сама земля гудела, а снаружи доносилось тревожное ржание коней. Адхи никогда еще не слышал, чтобы лошади на мирном пастбище так бешено кричали. Возможно, их спугнул опасный хищник или же чья-то ожившая тень. Точно! Тени!

Стряхнув остатки сна, Адхи отчетливо вспомнил, в каком неприятном мирке они очутились, и выпрыгнул из кибитки следом за Аобраном.

— Что происходит? — донесся голос Офелисы. Она торопливо оправляла смятую юбку и отбрасывала со лба спутанную копну черных волос. Чигуса спустилась следом за наставницей из кибитки и непонимающе протирала глаза. Адхи тоже озирался, ожидая увидеть заслонившего полнеба полупрозрачного монстра. Но над головой разливался свет местного Барьера, на фоне которого мелькали силуэты птиц.

В небе все выглядело спокойным, а вот на лугу творилось безумие: кони топтали сочную траву вместо того, чтобы мирно пастись, они вскидывали гривы и перебирали ногами, точно земля превратилась в раскаленные угли. Нигде не показывались хищники, ничего не горело, вокруг не слышалось никаких резких звуков — ни выстрелов пушек, ни лязга металла, ни взрывов. Даже в лесу ничего не скрипело и не гудело, потому что совсем стих ветер.

Вокруг давящим саваном разливалась тишина, на фоне которой все нарастала паника среди лошадей. Они носились мимо кибиток, едва не задевая кудесников, а за ними с криками, угрозами и стенаниями бегал растерянный пастух. Но кони не слушали его, увлеченные жутким танцем. Все выше вскидывали они ноги, все сильнее встряхивали гривами, били копытами, вытаптывая траву. Поднявшаяся пыль уже окутала дорогу и луг.

«А наши кони стоят… Хотя мне всегда казалось, что они неживые», — удивленно подумал Адхи, замечая, что и ездовые птицы совсем не беспокоятся. Их словно бы не задевало злое колдовство, окутавшее прочих несчастных животных, от которых приходилось в ужасе отскакивать. Несколько лошадей уже врезались в бока кибиток, заставляя беспокойно проснуться измученного Ледора.

— Не смей использовать магию! — тут же напомнил Аобран, замечая, что друг намерен при случае запустить несколько разрядов в центр сумасшедшего табуна.

— Все равно не поможет, — мрачно отозвался Ледор, оставаясь в кибитке. — Лучше поскорее убраться отсюда.

— Нет, нельзя уезжать… Это случилось, потому что мы здесь, — вырвалось у Адхи. Он чувствовал, что беда постигла пастуха из-за ночевки кудесников возле пастбища.

— Да что творится? — мотал головой Аобран, неуверенно вскидывая руки, но тут же бессильно опуская их. Огненная магия точно не помогла бы.

Офелиса попыталась окатить ближайших коней водой, но те не заметили, продолжая взбивать пыль копытами. Чигуса с позволения наставницы выстроила огненный барьер вокруг кибиток, но его пришлось спешно затушить, когда несколько лошадей кинулись прямо на стену пламени.

— Не получается! Надо уезжать! — взвизгнула Чигуса, когда мимо нее, едва не задев, пронеся высоченный вороной конь. Адхи тоже с трудом увернулся от копыт вставшей на дыбы серой в яблоках кобылы.

А потом весь табун внезапно вскинулся в одном направлении, стихло ржание. Над лугом повисло устрашающее безмолвие, которое через миг рассеялось гулом единого броска: все кони, собравшись без приказа и всадников в ровную колонну, кинулись к лесу, вскоре теряясь между стволами деревьев, рассеиваясь и словно исчезая.

— Куда?! Куда вы?! Зачем?! — застонал пастух, бессильно запинаясь и падая ничком. Кудесники поспешили к нему, Адхи помог перемазанному в грязи парнишке подняться.

— Что ты видел? Где враги? Кто напал? — на разные лады тараторили странники, но ответа добиться не удавалось. Какое-то время пастух просто хватал ртом воздух, уставившись в сторону леса, а потом, едва не плача, простонал, заламывая руки:

— Ох, запорет меня барин, как есть! Запорет до смерти!

— Пастух! Эй! Пастух! Что случилось? — попытался хоть что-то узнать Аобран, только новый знакомый вздрогнул от легкого прикосновения, как от тяжелого удара. Возможно, кудесник задел свежую ссадину, оставленную копытами, но, вероятнее всего, пастух уже в красках представлял, как по его многострадальному телу пляшет гибельный танец тяжелый кнут или плетка с крючьями.