Легион - страница 13
– Есть сотни применений, – сказала Моника. – Охрана правопорядка… шпионаж… создание подлинных исторических хроник… наблюдение за ранним формированием планеты в целях научных исследований…
– Уничтожение древних религий…
Она подняла бровь:
– Вы религиозный человек, мистер Лидс?
– Часть меня религиозна.
Это была чистая правда.
– Что ж… – сказала Моника. – Давайте предположим, что христианство – обман. Или, возможно, движение, начатое некими людьми из лучших побуждений, но разросшееся сверх всякой меры. Не лучше ли будет это разоблачить?
– Это не совсем тот спор, в который я готов вступить, – сказал я. – Вам понадобится Тобиас. Он философ. Но мне кажется, он дремлет.
– Вообще-то, Стивен, – сказал Тобиас, наклоняясь между нашими сиденьями, – мне очень любопытен этот разговор. Кстати, Стэн наблюдает за нашим продвижением. Он говорит, что впереди атмосферный фронт, – возможно, нас немного потрясет.
– Вы на что-то смотрите, – заметила Моника.
– Я смотрю на Тобиаса. Он хочет продолжить разговор.
– Я могу с ним поговорить?
– Думаю, можете – через меня. Но должен предупредить. Не обращайте внимания на то, что он говорит про Стэна.
– А кто такой Стэн?
– Астронавт, которого слышит Тобиас, – предположительно, он вращается вокруг планеты на спутнике. – Я перевернул страницу. – Стэн в основном безвреден. Он сообщает нам прогнозы погоды и тому подобное.
– Я… понимаю, – проговорила она. – Стэн – еще один из ваших особенных друзей?
Я усмехнулся:
– Нет, Стэн ненастоящий.
– Вы же вроде бы говорили, что они все ненастоящие.
– Ну да, конечно. Они мои галлюцинации. Но Стэн – нечто особенное. Его слышит только Тобиас. Он у нас шизофреник.
Она удивленно моргнула:
– Ваша галлюцинация…
– Что?
– Ваша галлюцинация галлюцинирует.
– Да.
Она откинулась на спинку кресла с обеспокоенным видом.
– У них всех свои проблемы, – сказал я. – Айви страдает трипофобией, хотя большей частью контролирует себя. Просто не подходите к ней с осиным гнездом. У Армандо мания величия. У Адолайн – ОКР[2].
– Пожалуйста, Стивен, – попросил Тобиас, – скажи ей, что я считаю Разона очень храбрым человеком.
Я так и сделал.
– И почему же? – спросила Моника.
– Быть одновременно человеком науки и религии – значит создать внутри самого себя нелегкое перемирие, – сказал Тобиас. – В основе науки лежит принятие только той истины, которую можно доказать. В основе веры лежит определение Истины как недоказуемой по сути. Разон храбрый человек из-за того, что он делает. В связи с его открытием одна из двух вещей, которыми он дорожит, рухнет.
– Может, он фанатик, – предположила Моника. – Слепо шагает вперед, пытаясь найти окончательное подтверждение своей правоты.
– Может, – согласился Тобиас. – Но истинные фанатики в подтверждениях не нуждаются. Их дает им Господь. Нет, я в этом вижу кое-что еще. Человека, стремящегося объединить науку и веру, первого – возможно, в истории человечества, – кто действительно нашел способ применить науку к высшим истинам религии. Я нахожу это благородным.
Тобиас откинулся на спинку кресла. Я перевернул последние несколько страниц книги, пока Моника сидела в задумчивости. Закончив, я засунул книгу в карман переднего сиденья.
Кто-то зашуршал занавесками, входя к нам из эконом-класса.
– Здравствуйте! – раздался приветливый женский голос, приближаясь по проходу. – Я не могла не заметить, что у вас тут есть лишнее место, и подумала – может быть, мне позволят присесть.
Вновь прибывшая была круглолицей, миловидной молодой женщиной лет тридцати. У нее была смуглая индийская кожа и темно-красная точка на лбу. Она носила одежды замысловатого фасона, красные с золотым, с индийской штуковиной типа шали, накинутой на плечо и обернутой вокруг тела. Я не знаю, как такое называется.
– Это еще что? – нахмурился Джей Си. – Эй, Ахмед! Ты же не собираешься взорвать самолет, правда?
– Меня зовут Кальяни[3], – сказала она. – И я совершенно точно не собираюсь ничего взрывать.
– Хм… – сказал Джей Си. – Какое разочарование.
Он откинулся назад и закрыл глаза – или притворился, что закрыл. Один глаз был чуть приоткрыт и следил за Кальяни.