Легионы просят огня - страница 10
Долгое мгновение мне кажется, что там ничего нет. Что я ошибся, приняв обычное совпадение за знак судьбы…
И тут мои пальцы натыкаются на нечто, завернутое в кожу.
Есть!
Я достаю из углубления сверток, перевязанный веревкой. Кожа перепачкана сажей.
Деревянные дощечки служат для защиты пергаментных страниц – на бумаге буквы, буквы составляются в слова, в словах – мудрость, изысканность оборотов и поучительные истории. Так?
Это называется «кодекс». А еще так кличут недалекого человека, который мыслит только заученными словами.
Я открываю кодекс наугад и читаю:
«Время империи заканчивается, когда граждане, вместо того, чтобы умирать за нее лично, нанимают для этого варваров».
Ровный и уверенный почерк брата. Изредка – легкая дрожь в написании букв.
«Рим обречен. Во времена Республики лучшие люди стремились возвыситься благородными деяниями и воинскими подвигами, сейчас, при едином властителе, который награждает за лояльность, а не за способности, Рим оказался лишен энергии».
Я листаю страницы. Он многое знал, мой брат, многое понял, о многом размышлял. Какую потерю понес Рим с его смертью! Эх, Луций, Луций.
И вдруг…
Я переворачиваю страницу. Пробегаю глазами, снова возвращаюсь обратно.
Нет… не может быть! На листе написано:
Каю Ветурию от Луция Ветурия.
Радуйся, брат!
Не может, но – есть. Я получил письмо.
Хриплое дыхание.
Марк открыл глаза, с трудом выпрямил ноги. Живой? Не уверен. Декурион лежал на спине, где-то рядом бежала вода. Марк слышал ее негромкое деловитое журчание. Спина точно лопнула пополам.
Куда исчез бородатый германец, Марк не знал. Он лежал, глядя в бесконечное серое, двигающееся небо, в которое уходили – словно навсегда – вершины сосен… Мыслей не было.
Возможно, так видят мир боги. Без эмоций. Без чувств.
Без окраски. Просто серо-зеленый.
Гемы, вспомнил Марк. Однорукий.
Что я здесь делаю? Зачем? – вопросы приходили и уходили, небо продолжало двигаться, течь и меняться. Плавно покачивались вершины сосен. Над декурионом медленно плыли облака. Мир остался прежним. В какой-то момент Марк понял, что голос леса стал громче.
…тяжелее. Декурион скривился. Тягучий бас леса оглушал.
МАРК. МАРК. ТЫ МОЙ, МАРК.
– Марк! – от крика едва не раскололась голова.
«Оставьте меня в покое».
– Марк! Живой?!
Декурион с трудом выпрямился, сел. Вытянул ноги. Помогая себе руками, цепляясь шершавыми ладонями за неровную кору, попытался встать. Скавра качнуло. На мгновение показалось, что вокруг – одни прозрачные, словно наполненные речной водой, стеклянные рожи…
– Командир! Марк! Да очнись ты!
Над ним склонились всадники его турмы. Его эквиты.
– Не пахнет? – один наклонился и принюхался.
– Да вроде нет. – Марк узнал голос Галлия, своего оптиона. – А должен?
– Так вроде он всегда пахнет…
– Придурки, – сказал Марк хрипло. Измученное горло едва проталкивало слова. – Помогите мне найти лошадь.
Всадники засмеялись. Кто-то протянул ему флягу с водой.
– Сволочи, – сказал Марк. – Спасибо!
Радуйся, брат.
Буквы плывут у меня перед глазами. Я переворачиваю страницу.
Если ты читаешь это послание, то меня уже, скорее всего, нет в живых. Не печалься, брат. Это не так страшно. Если считать, что где-то есть боги и загробный мир, то у меня сейчас все хорошо. Я уже там и ничего не помню. Это такое счастье – ничего не помнить и ни о чем не жалеть. Так что я даже надеюсь на богов.
Если же их нет, и за последней чертой жизни нас ждут темнота и ничто, то печалиться тем более не о чем. Помнишь, как мы с тобой спорили о том, что за гранью смерти? Сейчас я, вероятно, знаю об этом точно, но никому рассказать не могу. Даже тебе. Прости, Кай.
Но вернемся к главному. Скоро меня не станет, брат. Это неизбежно.
Возможно то, что ты узнаешь обо мне после моей смерти – видишь, я не пытаюсь лукавить? – будет не очень красивым. Там будет много лжи, выдумки, просто невежества, но главное, они скажут: Луций Ветурий Келест, сенатор и легат, умер зря. Надеюсь, ты так не думаешь?
Тебе расскажут обо мне много плохого. Я же скажу тебе только одно: не верь.
Да, еще: передавай привет Квинту.
Живи, Кай.
И прощай.
Твой брат Луций