Лекарство от любви - страница 19

Кай подбежал к лошади — да, на сей раз он не ошибся, это была именно она, привязанная между низкими раскидистыми ветвями. Кай услышал тихое фырканье и успокаивающе потрепал коня по холке. Затем его пальцы нащупали туго набитую седельную сумку — так, очень хорошо, но переодевание потом, сначала — оторваться от преследователей… ага, вот и ножны шпаги… нет, кавалерийской сабли, притороченной к седлу… Кай наощупь отвязал повод от ветки и лихо запрыгнул в седло. Ездить верхом ему приходилось не так уж часто — свой конь никогда не был ему по карману — но он, во всяком случае, это умел и никаких неприятных сюрпризов не ожидал.

И тут же почувствовал, как его скакуна пробирает крупная дрожь.

— Что за… — успел пробормотать Кай. Конь подался назад, ступая, словно пьяный, и не слушая седока, а затем вдруг повалился сперва на подломившиеся передние ноги (Кай едва не кувырнулся вперед, хватаясь за луку седла), а затем — на бок. Бенедикт, не успевший выдернуть ногу из стремени, только охнул и теперь выползал, придавленный лошадиным боком. Кажется, в падении он ничего себе не повредил, но животное хрипело и билось в агонии. Полминуты спустя все было кончено.

— Ид-диоты… — с чувством прошептал Кай.

У него не было ни малейшего желания совать руку мертвому животному под брюхо, чтобы нащупать то, что в такой темноте он не мог разглядеть, но он и так не сомневался в результате. Кобыла. Эти кретины подсунули ему кобылу. Или это не глупость, а саботаж? Да нет, скорее всего, все из-за чрезмерной секретности. Местным не сообщили о его… особенности. Им просто приказали обеспечить беглеца лошадью, вот они и исполнили приказ со всей возможной буквальностью.

А может, даже и сами маги не догадывались, что он смертоносен теперь не только для человеческих женщин — как не догадывался до этой минуты он сам. На кого еще это распространяется? На самок птиц и рыб, наверное, все-таки нет. Только на тех, кто выкармливает детенышей молоком, как люди. Стало быть, отныне любая кобыла, любая поглаженная собака или кошка… Проклятье! Вот уж воистину — проклятье…

Впрочем, о кошках и собаках он будет думать потом. Во время долгого путешествия пешком по горам у него будет для этого более чем достаточно времени. Сейчас надо уносить ноги.

Из-за все еще близкой городской стены доносились свистки, но перелезать пока что никто не торопился. Не переставая смотреть в ту сторону, Кай ощупью отвязал седельную сумку вместе с саблей, навьючил это все на себя и побежал прочь от города.

Он мчался, пока хватало дыхания, а потом повалился в траву, оглядываясь и прислушиваясь. Погони не было. Никакие факелы не двигались цепочкой от стены и не неслись в руках всадников от городских ворот. Все еще не успели? Или и не собираются? Вообще-то это типичная психология городской стражи — «все, что за пределами города, не наша забота». Пусть с этим разбираются имперские гвардейцы… А есть ли они, кстати, в городе? По идее, раз тут введено «особое положение» — должны быть. Но поставили ли их в известность? Ему живо представился диалог с бдительной бабкой на ночной улице: «Ну, чего стряслось? Чего раскричалась? — Вор! Лиходей! Ловите его! Через стену перелез! — Внутрь, что ли, перелез? — Да нет, не внутрь, наружу! — Ну а ежели наружу, чего орешь? У тебя он, что ли, украл чего? — Нет, не у меня… — А у кого тогда? — Не знаю я! Я видела только, как он лезет! Честный человек не станет через стену лезть! — Ну убрался он из города и хорошо, нам всем головной боли меньше. Ежели он тебе ничего не сделал, так и нечего орать, людей баламутить. — Да я… — А то смотри, тебя привлечем, за то, что добрым людям спать мешаешь!» Правда, ему могут приписать ту самую крамольную надпись на стене (Кай чуть не фыркнул: заподозрить в таком его!) Но и в этом случае — он представил диалог уже между самим стражниками: «Ну сбежал и сбежал, где мы его в такую темень искать будем? — Так велено же всех задерживать, кто… ну, сам знаешь… — Вот пущай его гвардейцы и задерживают, ежели он в горы побежит — даром они там, что ли, кордонами стоят? — А все-таки, доложить бы, как положено… — Тебе охота смену закончить и домой пойти, или тебе охота рапорта составлять? Свалил он, и ладушки, не наша больше печаль.