Лекарство от любви - страница 26

Кай обследовал несколько соседних домов в поисках топлива для очага; не везде жители оказались столь же расторопны (или же бережливы), как в первом доме, так что он вернулся с двумя громоздкими, грубо сколоченными табуретами и топором, позволившим их разрубить. Огонь не нужен был ему ни для тепла (по крайней мере, пока солнце еще припекало с прояснившегося неба; Кай догадывался, что ночью здесь будет куда холоднее), ни для приготовления пищи — но вот высушить насквозь промокшую одежду он мечтал уже давно.

Часа через три, обсушившись и отдохнув, он продолжил путь. Судя по карте — пострадавшей от воды, но все еще читаемой — до заката он должен был успеть добраться до следующей горной деревушки.

Кай несколько переоценил свои силы и увидел деревню уже в сумерках — пожалуй, еще полчаса, и он не смог бы различить ее в темноте, а ночевка под открытым небом без теплой одежды на этой высоте уже представляла бы собой изрядную проблему. И все же зрелище прилепившегося к склону селения, открывшееся за очередным поворотом, не слишком способствовало подъему настроения. Белевшие в полумраке дома с черными провалами окон и дверей, не оживленные ни единым огоньком, походили на наполовину выкопанные из земли черепа. Это селение также оказалось совершенно пустым — на сей раз даже и без собак. Отсюда жители бежали в еще большей спешке — в домах сохранилась мебель и прочие вещи, кое-где на столах стояли глиняные миски и кувшины с остатками давно прокисшей и сгнившей еды. Лари и сундуки стояли распахнутыми и часто выпотрошенными лишь наполовину, через бортик переваливались, беспомощно свесив рукава, «выходные» рубахи и парадные расшитые платья, валялись брошенные в спешке тюфяки, подушки, одеяла, мотки пряжи, кухонная утварь. В сгущавшейся темноте Кай не стал обыскивать всю деревню, а остановился на ночлег в первом же доме, где отыскался тюфяк на лежанке и не воняло ничем разлагающимся.

Его пробуждение оказалось не самым приятным.

Двое, навалившиеся сверху и связавшие ему руки, сделали это с таким проворством, что Кай ничего не успел бы сделать, будь он даже профессионалом тайной войны. Впрочем, хорошо натренированный агент, возможно, проснулся бы, когда они только вошли в дом… или даже только приблизились к нему. Но жалеть об упущенных возможностях было поздно, поэтому Кай, оценив ситуацию, не стал сопротивляться и позволил этим двоим доделать свое дело.

— Какого Вольдемара? — спросил он спокойно, когда они слезли с него, стянув ему запястья и лодыжки. — Вы что, возомнили, будто я могу причинить вред Изольде?

Тут же он, впрочем, пожалел о сказанных словах. Он понятия не имел, кто эти двое (огня они не зажигали, и он едва различал во тьме их силуэты). А если он все еще вне зоны досягаемости Изольды, и эти двое — вовсе не ее рабы, а какие-нибудь местные жители, не пожелавшие бросать дома и спрятавшиеся во время эвакуации, или того хуже — мародеры, на свой страх и риск шарящие по брошенным деревням? Да и потом, он уже видел кое-кого, влюбленного в Изольду и, тем не менее, бросившегося на него с мечом…

— Господин офицер гневаться изволит, — сообщил один из них своему товарищу. Голос был грубый — низкий и хриплый.

— Беда-то какая, — в тон ему откликнулся тот.

Кай предпочел промолчать и дождаться чего-нибудь более осмысленного, чем насмешки. Ждать долго не пришлось.

— Ты здесь один? — спросил хриплый, вновь нависая над ним в темноте.

— Да, — ответил Кай.

— Не ври, если хочешь жить!

Ну да, ну да, подумал Бенедикт почти отрешенно. Классическая фраза, он сам произносил ее недавно…

— А то ты сам не видишь, — спокойно ответил он вслух. — Если бы здесь был кто-то еще, вы бы уже нарвались на часовых.

— Ну это мы еще посмотрим, кто бы на кого нарвался, — зловеще, хотя и не слишком грамматически согласованно, посулил второй. Но с логикой пленника, похоже, согласился, потому что в темноте что-то чиркнуло, лязгнуло, и в лицо Каю ударил луч фонаря. Фонарь был потайной, с черным железным корпусом, в котором имелся лишь один закрываемый крышкой круглый «глаз». После ночной тьмы свет масляного фитиля показался чересчур ярким; Кай сощурился. Державший фонарь осмотрел его с головы до ног, залез в карман мундира (который Кай тепла ради не стал снимать), извлек непромокаемый кожаный футляр с бумагами.