Ленинград, Тифлис… - страница 46
Их роман продолжался уже год. Все это время Вета упорно и безуспешно пыталась достать денег на кооперативную квартиру. Об этом кооперативе ей впервые сказал Данила, когда у них были еще хорошие отношения. Собственно, разрыва у них не было и сейчас. Просто виделись они редко и мало общались. Кооператив работников искусств запланировал строить дом на Каменноостровском, рядом с кинофабрикой, там, где до войны был ресторан «Аквариум». Два года назад, когда Вете дали аванс за книгу, они сделали первый взнос. Теперь подошло время вносить основной пай. Издание книги задерживалось, и на гонорар рассчитывать не приходилось. Данила отмалчивался. Он аккуратно платил за квартиру на Зверинской, и время от времени присылал Вете на жизнь. Вета несколько раз заводила с ним разговор о кооперативе. Он отвечал неопределенно.
— Вот поставят «Баядерку»… вот поставят «Леди Макбет»…
А денег все не было. И Вета решилась.
Было воскресенье и они встретились с Никой раньше обычного. После обычной рюмки шартреза Вета перешла к делу.
— Ника, мне нужны деньги. Много денег.
Ника открыл бумажник.
— Сколько?
— Подожди, Ника, не торопись. Посмотри сперва на это.
Она протянула Нике маленький голубой конверт.
Ника надел пенсне и открыл конверт. Достал десятирублевую банкноту и карточку.
— Что это, Вета?
— Это счет на предъявителя. В цюрихский банк.
— На какую сумму?
— Что-то около миллиона. Золотом.
— В каком году?
— В 1907-м.
Ника встал из-за стола, прошелся по кабинету. Подошел к окну, достал сигару, закурил.
— Ты представляешь, сколько это сейчас?
— Нет, Ника, не представляю.
— А я тебе скажу… — Ника достал конторские счеты и постучал костяшками: — На сегодняшний день это около десяти миллионов швейцарских франков…
Вета обрадовалась.
— Вот и замечательно, Николя! Забирай эти миллионы себе. А мне выдай, — она поморщила носик, — двадцать тысяч червонцев.
Ника открыл ключом верхний ящик стола. Достал пачку банкнот. Пересчитал.
— Здесь 50 тысяч долларов. По обменному курсу это — чуть более 25 тысяч червонцев. Сейчас мы едем в торгсин, и я там вручу тебе требуемое… А это…
Ника аккуратно положил банкноту и карточку в конвертик и протянул его Вете.
— Это твое, запомни, это твое. Спрячь это получше…
Он минуту подумал.
— Нет, лучше отдай на сохранение… В надежные руки…
Вета с мольбой посмотрела на Нику:
— Может быть, ты… Я тебе верю…
Ника покачал головой.
— Нет, Вета. Мне нельзя.
…В первый раз Марк увидел Юлю зимой 1936-го, в столовой, в доме на Березовой. Ровно в двенадцать лабораторию во флигеле закрывали на ключ, и все отправлялись на обед — тропинкой, между сугробов — в главное здание. Марк обычно садился в сторонке, раскрывал газету и, не отрываясь от нее, быстро проглатывал дежурное блюдо — голубцы или сырники со сметаной. Но в тот раз он почувствовал на себе чей-то взгляд. Отложил газету, посмотрел по сторонам. За столиком у окна, там, где всегда щебетали девицы, он увидел новое лицо. Блондинка с острым носиком смотрела на него большими серыми глазами. Марк почувствовал неловкость. Быстро доел сырники, проглотил стакан холодного компота, засунул газету в карман и пошел к выходу. У дверей он обернулся. Блондинка все еще смотрела на него и улыбалась.
А на следующий день Марк увидел ее в лаборатории. Ее привел Кребс.
— Познакомьтесь. Наша новая чертежница. Будет работать с вами вместо Людмилы Васильевны.
Марк протянул руку.
— Очень приятно. Как вас зовут?
— Меня зовут Юля. А вы Марк?
— Откуда вы знаете?
— Мне о вас рассказали девочки… Я вас видела в столовой… Вы знаете, это очень вредно — читать во время еды…
Марк не ответил. Он не любил, когда ему делали замечания.
Работала Юля быстро и умело. Чертежи приходили в срок и почти без ошибок. Юля неплохо рисовала и даже сочиняла стихи. Часто сотрудники лаборатории находили у себя на столах смешные шаржи со стихотворными посвящениями. Марк был изображен поглощающим огромную булку, завернутую в газету, из которой выползал таракан. Все, кроме Марка, долго смеялись. Вскоре Юлины таланты были замечены, и профорг Нудельман привлек ее оформлять лабораторную стенгазету.