Ленинский тупик - страница 58

Досадливый взгляд Нюры скользнул по перегородке, за которой слышались шорохи, сипловатый мужской смех. Александр, привстав на колено, сдвинул в сторону рычажок патефона, который стоял на тумбочке у изголовья; переставил иглу на середину пластинки — на весь, коридор грянули оркестровые тарелки; не знал Александр, что звуки военного марша по утрам, которые доносились из его угла со стенками из простынь, неизменно вызывали грубоватые шутки каменщиков…

Одеяло лежало на полу. Простыня сбилась к ногам. Нюра натянула одеяло на грудь, закинула руки за голову. С четверть часа лежала молча, наконец повернула голову к мужу.

— …Да, припозднилась вчера, Шурань! А отчего, знаешь? Беру билеты в кассе, а наверху музыка… Хорошая такая музыка! Контролеров у дверей нет. Как тут не заглянуть хоть на минутку! На сцене старичок, лет под сорок, может, и поболе. Галстук бабочкой. Слушаю его, и, знаешь, берет меня зло. Чайковский, Глинка, Калинников… Именами сыплет, как из мешка. И все, говорит, великие. Все великие. А чем они великие? Ну, думаю, ладно, мужа рядом нет. Сказал бы: «Глушь нерадиофицированная».

Помнишь, двадцатка осталась, когда Шуране делали покупки. Я еще хотела тебе галстук взять. Подходящего не оказалось. Я их на абонемент и жахнула. Ругать не будешь, да? И Тоню подбила, и других. Один Силантий — ни в какую… Все ж от пригласительного у меня не отбоярился. На кинофестиваль.

— Силантий?!

О Силантий рассказывали, что он за четверть века смотрел только одну кинокартину — «Чапаев». На улице ее крутили, возле подмостей. Старик признавал достойным зрелищем лишь заседания народного суда, которые посещал столь же регулярно, как тетка Ульяна храм божий. «В кино за деньги, — говаривал он, — и все неправда. В суде бесплатно — и все правда».

— Силантий?!

— А что? Поломался стар… — Она едва не сказала по привычке: старшой. Нынче старшой не он. — Старик поломался. Не без того… Знаешь, Шураня, — протянула она певучим голосом, — раньше, бывало, раздашь билеты задаром и сидишь во всем ряду одна. А теперь и дорогие билеты из рук рвут. Особенно, если комедия какая…

Александр усмехнулся уголком рта. — Не туда ты ломишь, Нюра. Тебя вчера послали за билетами. Тихон тут же отметил это во всеуслышанье. Гуща взвился: «Она гдей-то бродит, а мы ее обрабатывай…»

Нюра порывисто села, обхватила руками колени.

— Ка-ак так?! Гуща меня в цехком подсаживал, надрывался с заднего ряда: «Нюрку! Нюрку!» А теперь недоволен? Да и ты… вроде?

Александр ответил не сразу, вяло: — Надо было на кого-то хомут надеть. Ну, и вытолкали, кого помоложе… Хватит того, что меня в две комиссии запихнули… — Он снова помолчал. — Ни к чему это все, Нюраша. Силы тратишь, время…Брось ты меня агитировать, Нюраша-дураша! Все слова — я усвоил. Профсоюзы — школа управления, школа хозяйствования, школа коммунизма. Можешь проверить… вон тот том, на нижней полке, второй справа… О профсоюзах я читал. И еще раз о профсоюзах читал. Про великий почин — раза три, не меньше: для себя и для экзамена зубрил. Этого философа… как его? листал. Помнишь, я его книжку нашел на чердаке дома, который мы ломали? В желтенькой обложке. Фамилия вроде Озерова. Только на французский лад. Прудон! Заглавие заинтересовало: «Кража» Не дотянул, до марксизма старик, а — врезал: «Собственность — кража!» Прибили бы такую табличку к хрущевской даче, рядом с номером… На старости руки начнут трястись — пойду лекции читать: что такое профсоюзы и с чем их едят… — Александр взглянул на жену нетерпеливо. — Вылезай ты из этого дела, Нюра, вот что я тебе скажу! Пускай Тихон суетится. Вообще начальство. — Он сморщил нос в грустной усмешке. — Начальство — оно газеты читает, радио слушает. Наше дело каменное. Слов не любит.

Когда муж усмехался так вот, морща свой широкий, приплюснутый нос, он на какое-то мгновение вызывал в памяти Нюры Шураню-маленького, глядевшего вслед ей из окна яслей. Словно бы и Шура, как и сыночек его, грустно взирал на мир из-за толстого стекла, приткнувшись к нему носом. Но уже в следующий момент дотемна обожженное морозом лицо мужа преображала улыбка, добрая и чуть снисходительная, уголком рта, — улыбка человека себе на уме.