Лес священного камня - страница 53
каждый, как обычно, вытягивал из кувшина свои две мерки. Тру пил первым, потом уступил место мне. Меня сменили Чар, Танг, затем один за другим к кувшинам приложились все жители деревни.
Чар взял окровавленные листья рхоонга и вставил по одному листу в горлышко или в ушко кувшина: боялся, как бы там не спрятались бриенги. Он постоял перед каждым сосудом и попросил духов «дурной смерти» уйти. Потом взял кропило и калебасу и покропил кровью кувшины, чердак, все свое имущество, даже кукурузу, разложенную на полке под потолком: бриенг ведь бежит от крови собаки и кошки.
Наконец Чар вышел из дома, чтобы произвести очищение территории и всех деревенских строений. Этот высокий, худощавый, сутулый старик с жалким пучком волос, одетый только в ветхий и грязный пояс-передник, обошел все деревенские дворы, волоча за собой на ратановой нити труп белой кошки и привязанный к нему кровоточащий череп черной собаки, которые подскакивали на каждом бугорке. На ходу Чар махал кропилом, которое держал в правой руке, и бормотал моления. По сути дела он повторял одно и то же.
Он дошел до ручья, на мгновение остановился, затем миновал сад и снова поднялся мимо крайних домов вверх по склону, не забывая окропить валявшиеся во дворах ступы. Этим обрядом Чар окончательно прогнал задержавшихся в селении бриенгов.
Возвратившись к своей двери, Чар подобрал оставшиеся листья рхоонга и подмел ими начало тропинки, ведущей к кладбищу. Мимоходом он окропил своей жене ступню. Потом он пересек дорогу, углубился на несколько метров в лес и остановился. Его сын Нгэ вырезал куп-купом два больших кола с развилками на концах и палку для перекладины, на которую Чар подвесил труп кошки и голову собаки. Он положил на перекладину часть окровавленных листьев, а остальные — поперек тропы между обоими кольями. Туда же он положил палку, которой убили собаку, и поставил пиалу с кровью.
Уходил Чар, повторяя то же заклинание, которое произнес, когда подвешивал свои две жертвы:
Когда Чар вернулся к своему дому, сквозь толщу темных туч широкой полосой прорвались лучи яркого солнца и залили деревню.
«Видишь, Йо, — сказал мне Тру, — съели свинью, съели собаку, и теперь снова засветило солнце».
Около семейной двери собрались мужчины, чтобы поболтать — вокруг кувшина, к которому они по очереди прикладывались. Женщины чувствовали себя непринужденно в своей компании под чердаком, те же, кто там не уместился, остались внизу с нами.
Чар принес мне налоговую карточку покойного, где тот записан Сиенгом. Это имя ему дали при рождении. Тиенгом он стал зваться только после очень тяжелой болезни, когда шаман решил, что ему нужно переменить имя[59] и обмануть таким образом духов и колдунов.
Разговор касался различных тем, но всё они, впрочем, имели своей целью завершить мое образование. Так я узнал, что в случае кровосмешения богатой семье выгоднее найти для жертвоприношения белых животных: они эффективнее; что в случае «дурной смерти» принесение в жертву свиньи и козы снимает запрет покидать пределы селения; что в течение трех дней после «дурной смерти» в деревне нельзя толочь падди и колоть дрова, так как сильный шум может привлечь бриенга. На другой день после жертвоприношения можно снова рубить деревья, не боясь навлечь гнев лесных духов и связанных с этим неприятностей.
Тут всех встревожило одно происшествие: через семейную дверь в жилище Банга Кривого, соседа Чар-Риенга, залетела ласточка. Бангу удалось поймать птицу, он разодрал ей брюшко, но вместо веточек (предсказывающих «дело») или волос (предвещающих смерть) нашел всего лишь несколько мух. Он выбросил птичку в кустарник. Обычно ласточку съедают, но раз эта проникла в дом — значит, на ней табу. Если бы в ее брюшке нашли что-нибудь, означающее дурные приметы, пришлось бы совершить очистительный обряд. Все решили, что птичка отыскивала Тиенга, но «дурная смерть» уже сделала свое дело.