Лесные качели - страница 45

— Ишь какие хитренькие! Все я да я, а кто мне расскажет? Я ведь тоже люблю послушать.

И Светланка решительно отвернулась от них и направилась было к Егорову.

— Вредюга! — бросил ей вдогонку кто-то из малышей.

— Вредюга?! Кто сказал «вредюга»? Ну кто?

Никто не признавался.

— О чем они толкуют? — спросил Егоров у Зуева.

— А, — усмехнулся тот. — Светланка у нас сказочница, она умеет сказки рассказывать. Но только дойдет до самого интересного — и бросает. Ребята прямо в бешенство приходят, а ей хоть бы что: «Не знаю и все тут, думайте сами».

— Вредюга и есть, — сказал Егоров.

— Да, — согласился Зуев, — с ней лучше не связываться.

Тут к ним подлетела Светланка.

— А ну марш отсюда! — приказала она Зуеву.

Она села на место, которое с подчеркнутой любезностью уступил ей Зуев.

— Прошу вас, присаживайтесь….

Светланка зыркнула на него сердитым взглядом.

— Никуда не уходи, с тобой Таисия Семеновна хотела потолковать, — сказала она.

— Нет, увольте, только не теперь. Я нынче не в форме, — отвечал Зуев, — прошу прощения. — И, раскланявшись, он удалился.

— Шут гороховый, — проворчала Светланка ему вслед. — Совсем от рук отбился.

Зуев обернулся и послал ей воздушный поцелуй.

Светланка вскочила, села, потом снова вскочила и снова села. От возмущения она лишилась дара речи.

А Егорову стало смешно и радостно, он понимал Зуева: дразнить ее было одно удовольствие, — и, наверное, поэтому он сказал:

— А вы сами тоже хороши, зачем вы мучаете малышей?

— Уже наябедничал? — проворчала она.

— Лучше бы не рассказывали совсем, чем так. Раздразните их воображение и бросаете. Это же нечестно.

— Воображение для того и создано, чтобы его раздражать, — отчеканила Светланка. — Иначе оно заснет и больше не проснется.

— А вам не жалко их?

— Я их воспитываю. Это мой метод воспитания, — заявила она. — Пусть не думают, что вообще бывают какие-то концы, жизнь бесконечна.

— Но не произведение искусства… оно должно иметь завязку, развязку там… А так, по-моему, вы им просто треплете нервы.

— А по-моему, я им развиваю воображение. У меня такие методы воспитания, — Светланка вскочила и уставилась на Егорова вредным взглядом. — А у вас и таких нет.

Она была очень разгневана.

И все-таки, глядя ей вслед, Егоров улыбался.

Глядя на Светланку, все всегда и повсюду начинали улыбаться. Уже одним своим видом Светланка радовала людей. Многие в лагере были тайно и явно влюблены в нее. И, надо сказать, она того стоила. Ласковая, щедрая, порывистая — хохот ее был так заразителен, что подхватывал любого, как песчинку. Но она была фантазерка и сумасбродка, и не было предела ее своеволию. Ей нравилось поражать, приручать и оживлять людей.

Была она похожа на резвого жеребенка или, скорей всего, на мальчишку-подростка. Густая гривка каштановых волос, ровная челка на лбу, из-под которой поблескивали озорные глаза и лучезарная улыбка. Крепкие мальчишеские ноги, загорелые, покрытые легким золотистым пушком, были почти всегда обнажены. А если порой Светланка надевала юбку, то юбка была настолько короткая, что в ней можно было заниматься гимнастикой, теннисом, ходить колесом, бегать и прыгать. Это была спортивная формальная юбочка, под которую никому не придет в голову заглядывать, потому что ее практически нет. То есть длина этой юбки находилась настолько за пределами общепринятых норм, что не шокировала уже даже Таисию Семеновну. Очевидно, она полагала, что это вовсе не женская юбка, а так, спортивная спецодежда.

У Светланки, конечно, был нос, но какой именно, никто не замечал, как никто не замечал ее профиль. Она всегда была обращена к вам всем своим открытым лицом и ослепительной лучезарной улыбкой.

Хохотала Светланка обычно без всякого повода, просто проснется однажды в смешливом настроении и хохочет потом весь день. Бежит с горы — хохочет, бежит купаться — хохочет, фыркает даже за обедом, даже в «мертвый час».

— Что с вами? — спросит ее за столом Таисия Семеновна.

— А ничего такого, — давится от смеха Светланка, — щекотка завелась. — Да как фыркнет, прыснет молоком на весь стол и бежит прочь хохотать в одиночку. А ребята за соседним столом тоже вдруг начинают давиться от смеха и фыркать друг в друга молоком. Глядишь, уже вся столовая хохочет, просто эпидемия какая-то всеобщего повального хохота.