Летим на разведку - страница 15

— Один из нас погиб… Но не знаю, кто, — сообщаю ему.

— Сейчас узнаем подробности, — ответил майор и пошел за «эмкой».

Я присел на ящик из-под снарядов и стал ждать. В это время ко мне подошел какой-то капитан. Я увидел на его груди парашютный знак с подвеской «250» и спросил:

— Вы видели, как мы прыгали?

— Видел.

— Расскажите…

Хорошо знающий свое дело парашютист-инструктор рассказывает о том, что он видел. Больно слышать: один наш товарищ запутался в стропах парашюта и погиб. А в это время из-за землянки появилась группа солдат. Они несут погибшего на развернутом парашюте. Кто?.. Сейчас узнаю, кто погиб. Сержант протягивает мне комсомольский билет, платок и смятый портсигар. Беру все это. Быстро раскрываю комсомольский билет. Читаю: «Сухарев Симон Иванович…» Мне стало вдруг жарко, так же, как в кабине горящего самолета. Ничего не говоря, я смотрю на солдат.

Они тоже опечалены гибелью незнакомого им человека, бойца, брата по оружию. Они видели падение нашего горящего самолета, и каждый рассказывает то, что видел. Мне очень тяжело думать о том, что произошло. Ведь только сейчас я разговаривал с ним. Вместе садились в эту чертову «шхуну»…

— Ребята, прошу вас: похороните его.

Я еле стою на ногах. Не могу смотреть сейчас на это. Пусть буду знать его таким, каким знал живого. Солдаты обещают похоронить.

— Все, что положено, сделаем, — говорит сержант. Подъезжает «эмка», мы расстаемся. Кто-то вталкивает на заднее сиденье парашют Сухарева.

— До свидания, товарищи. Бейте их, гадов! — говорю срывающимся голосом.

С трудом усаживаюсь на заднее сиденье машины. Рядом со мной сел майор. Мы едем к землянке, в которой находится Баглай. Я не знаю еще, что с ним произошло.

— Вот здесь, — говорит шофер майору и мне, показывая на небольшую землянку.

Баглай лежит на скамейке. У него перевязана голова.

От крови, просочившейся через бинт, образовалось большое алое пятно.

— Петя, нашего Симона… нет… — с трудом произношу я.

— Что ты говоришь?! — приподнял он голову. — Как все это случилось?..

— А что с тобой?

— Меня солдаты сюда привели. Лоб я поцарапал.

— Как ты, Петя, прыгал?

— Да так, ничего. Правда, низко уже было, но, к счастью, все обошлось хорошо.

— А ударился лбом обо что?

— И сам не знаю, — ответил он. — Меня тут чуть было свои в плен не взяли! Говорю: «Я свой», а в ответ слышу: «А, фашистская рожа, ты еще и по-русски калякать научился?»

— Дурачье!.. Пехота!.. Свои самолеты по силуэтам знать надо.

— Один здоровенный такой паря стал меня обыскивать.

— Ну…

— Расстегнул молнию и увидел орден Красной Звезды… «Хлопцы, он свой!» — сразу же закричал. И тогда уже солдаты достали перевязочный пакет и стали рану перевязывать…

— Да-а, Петь, аналогичный случай произошел и со мной. Ну да ладно. Чего уж там… Война ведь…

— А Симку нужно похоронить… — говорит Баглай.

— Похоронят Симку солдаты, Петя. А нас повезут в госпиталь…

Майор везет нас теперь в медсанбат. Дорога — одни ямы. Сильно болит левое плечо. Держу руку, свесив вниз, как плеть, — не так больно. Проезжаем мимо места падения нашего самолета. Он ударился о землю «спиной». Белое пятно вместо машины… Из земли торчат закопченные стойки шасси, но уже ничто не дымится.

Я еду и думаю: «Сегодня я второй раз родился». В самом деле: лети я на машине казанского завода, в которой астролюк кабины намного короче, — мне, как говорят, была бы крышка.

Шофер плавно тормозит машину. Подъехали к медсанбату.

— Товарищ майор, скажите вашу фамилию, — прошу я, с трудом выбираясь из машины.

— Майор Иванов.

— Буду помнить. Спасибо за все.

— Поправляйтесь. И чтобы больше нам здесь не встречаться. Лучше уж я буду смотреть на вас, летящих высоко в небе.

— Постараемся, товарищ майор.

Проводив взглядом «эмку», входим в расположение санитарного батальона. В операционной палатке хирург сразу же хватает меня за здоровую руку и возбужденно говорит:

— Браток, дай хоть одну парашютную стропу. Нет шелка, нечем зашивать ребятам раны.

Я хорошо понимаю его. Парашют Сухарева я осматривал. В шелковом куполе два отверстия диаметром по полтора метра. Прогорел в нескольких местах. Знаю, что он непригоден к дальнейшей эксплуатации.