Летим на разведку - страница 3
— Конечно! Надоело «через день на ремень» в караул таскаться. — С этими словами он осторожно берет меня за локоть, и мы отходим в сторонку.
Знакомимся ближе. Рассказываем друг другу о себе и вместе начинаем подбирать в наш экипаж стрелка-радиста.
— Вот посмотрите, это Баглай Петя, хороший паренек. Правда, он, быть может, еще и не пойдет, но вы побеседуйте с ним, — говорит мне Сухарев и чуть заметным кивком показывает на Баглая.
Я подхожу к нему и без лишних слов спрашиваю:
— Баглай, пойдете ко мне в экипаж? Штурман уже есть.
Он меряет меня взглядом с головы до ног и, не долго думая, отвечает:
— Нет, не пойду.
— Ну, что ж… — спокойно говорю ему и отхожу.
На душе как-то неприятно. Взглянув на свои просившие каши ботинки и побелевшие обмотки, я подумал: «Верно, что человека встречают по одежке, А паренек, наверное, неплохой!..» Ничего не говоря, я прошел мимо Сухарева к капитану Бережному.
Он встретил меня вопросом.
— Подобрали, Бондаренко, экипаж?
— Так точно, товарищ капитан. Записывайте: штурман Сухарев, стрелок-радист Баглай.
— Вот и хорошо. Еще Москвичев подберет себе штурмана, и начнем летать.
— А потом?..
— Потом полетите на фронт.
— Отлично, товарищ капитан!
— Вам отлично, а мне плохо.
— Почему же, товарищ капитан?
— Не люблю расставания, — ответил уклончиво Бережной, но я понял, что причина, конечно, здесь другая.
Сегодня на вечерней поверке объявлены списки укомплектованных экипажей. Прошло еще два дня, и нам выдали новенькое армейское и летное обмундирование. И мы теперь ходим в этих богатырских рыжих, черных, пестрых собачьих унтах. Когда плохо натоплено в землянке, мы даже спим в них.
Без поломок и других казусов в первой декаде февраля закончена нашими экипажами программа боевого применения. Для нас с завода пригнали четыре новеньких, пахнущих краской Пе-2. А вскоре к нам прибыл, как говорили в войну, «купец» с фронта. Это заместитель командира эскадрильи 284-го полка старший лейтенант Генкин, Можно сказать, что встреча с Генкиным, его штурманом Катаевым и стрелком-радистом Туникиным — это и есть первое знакомство с людьми из нашего полка.
Вылет на фронт — к чему мы так стремились и готовились — наконец наступил…
Командование учебно-тренировочной эскадрильи делает наши проводы торжественными. Капитан Соляник на митинге в конце своей речи взволнованно произнес:
— Вот пришел и ваш черед, дорогие товарищи… Хорошо воюйте за Родину и добивайтесь победы. Много у нас было экипажей и групп, которые мы готовили и провожали на фронт, и каждый экипаж, каждая группа уносит с собой частицу нашего огня, частицу нашей ненависти к фашистским захватчикам. В добрый путь, друзья! Бейте врага и за нас!..
23 февраля 1943 года… На старте притихшего аэродрома много командиров и начальников. Мы стоим в строю. Майор Скибо поздравил нас с Днем Красной Армии, вылетом на фронт и дал короткое напутствие. Наконец последовала команда Генкина:
— По самолетам!
Звучат короткие фразы: «От винтов!»
Взлетаем. Нам предстоит полет по шестисоткилометровому маршруту в направлении Сталинграда.
Все идет хорошо. Весело поют свою песню моторы. Пролетели половину маршрута.
— Левее нас, на траверзе, — Ульяновск, родина Ильича, — докладывает Сухарев.
В наушники шлемофона неожиданно вторгается голос Баглая:
— Командир группы передал, чтобы мы хорошенько посмотрели на родной город Ленина.
— Смотрим, Петя… Смотрим и даем клятву, чтобы крепче бить фашистов.
— Правильно. Я тоже об этом подумал.
Через десяток минут поочередно под крылом проплывают Сызрань, Вольск.
— До аэродрома посадки осталось двести километров, — доложил Сухарев, а потом участливо спросил: — Не устали?
— Нет, Сима. В строю самолетов над Волгой лететь — не бурлаком с бичевой идти.
— Оно конечно!
…После посадки на аэродроме мы сами обслуживаем свои машины. Сливаем из моторов масло, воду, заправляем бензином, заряжаем сжатым воздухом, зачехляем моторы, кабины и пломбируем их. Нашему же экипажу еще одна работенка прибавилась: на рулении лопнула покрышка хвостового колеса самолета. На складе мне дали это колесико, называемое «дутиком», с потерпевшего в этих краях катастрофу самолета Марины Расковой.