Летим на разведку - страница 3

стр.

— Конечно! Надоело «через день на ремень» в караул таскаться. — С этими словами он осторожно берет меня за локоть, и мы отходим в сторонку.

Знакомимся ближе. Рассказываем друг другу о себе и вместе начинаем подбирать в наш экипаж стрелка-радиста.

— Вот посмотрите, это Баглай Петя, хороший паренек. Правда, он, быть может, еще и не пойдет, но вы побеседуйте с ним, — говорит мне Сухарев и чуть заметным кивком показывает на Баглая.

Я подхожу к нему и без лишних слов спрашиваю:

— Баглай, пойдете ко мне в экипаж? Штурман уже есть.

Он меряет меня взглядом с головы до ног и, не долго думая, отвечает:

— Нет, не пойду.

— Ну, что ж… — спокойно говорю ему и отхожу.

На душе как-то неприятно. Взглянув на свои просившие каши ботинки и побелевшие обмотки, я подумал: «Верно, что человека встречают по одежке, А паренек, наверное, неплохой!..» Ничего не говоря, я прошел мимо Сухарева к капитану Бережному.

Он встретил меня вопросом.

— Подобрали, Бондаренко, экипаж?

— Так точно, товарищ капитан. Записывайте: штурман Сухарев, стрелок-радист Баглай.

— Вот и хорошо. Еще Москвичев подберет себе штурмана, и начнем летать.

— А потом?..

— Потом полетите на фронт.

— Отлично, товарищ капитан!

— Вам отлично, а мне плохо.

— Почему же, товарищ капитан?

— Не люблю расставания, — ответил уклончиво Бережной, но я понял, что причина, конечно, здесь другая.

Сегодня на вечерней поверке объявлены списки укомплектованных экипажей. Прошло еще два дня, и нам выдали новенькое армейское и летное обмундирование. И мы теперь ходим в этих богатырских рыжих, черных, пестрых собачьих унтах. Когда плохо натоплено в землянке, мы даже спим в них.

Без поломок и других казусов в первой декаде февраля закончена нашими экипажами программа боевого применения. Для нас с завода пригнали четыре новеньких, пахнущих краской Пе-2. А вскоре к нам прибыл, как говорили в войну, «купец» с фронта. Это заместитель командира эскадрильи 284-го полка старший лейтенант Генкин, Можно сказать, что встреча с Генкиным, его штурманом Катаевым и стрелком-радистом Туникиным — это и есть первое знакомство с людьми из нашего полка.

Вылет на фронт — к чему мы так стремились и готовились — наконец наступил…

* * *

Командование учебно-тренировочной эскадрильи делает наши проводы торжественными. Капитан Соляник на митинге в конце своей речи взволнованно произнес:

— Вот пришел и ваш черед, дорогие товарищи… Хорошо воюйте за Родину и добивайтесь победы. Много у нас было экипажей и групп, которые мы готовили и провожали на фронт, и каждый экипаж, каждая группа уносит с собой частицу нашего огня, частицу нашей ненависти к фашистским захватчикам. В добрый путь, друзья! Бейте врага и за нас!..

23 февраля 1943 года… На старте притихшего аэродрома много командиров и начальников. Мы стоим в строю. Майор Скибо поздравил нас с Днем Красной Армии, вылетом на фронт и дал короткое напутствие. Наконец последовала команда Генкина:

— По самолетам!

Звучат короткие фразы: «От винтов!»

Взлетаем. Нам предстоит полет по шестисоткилометровому маршруту в направлении Сталинграда.

Все идет хорошо. Весело поют свою песню моторы. Пролетели половину маршрута.

— Левее нас, на траверзе, — Ульяновск, родина Ильича, — докладывает Сухарев.

В наушники шлемофона неожиданно вторгается голос Баглая:

— Командир группы передал, чтобы мы хорошенько посмотрели на родной город Ленина.

— Смотрим, Петя… Смотрим и даем клятву, чтобы крепче бить фашистов.

— Правильно. Я тоже об этом подумал.

Через десяток минут поочередно под крылом проплывают Сызрань, Вольск.

— До аэродрома посадки осталось двести километров, — доложил Сухарев, а потом участливо спросил: — Не устали?

— Нет, Сима. В строю самолетов над Волгой лететь — не бурлаком с бичевой идти.

— Оно конечно!

…После посадки на аэродроме мы сами обслуживаем свои машины. Сливаем из моторов масло, воду, заправляем бензином, заряжаем сжатым воздухом, зачехляем моторы, кабины и пломбируем их. Нашему же экипажу еще одна работенка прибавилась: на рулении лопнула покрышка хвостового колеса самолета. На складе мне дали это колесико, называемое «дутиком», с потерпевшего в этих краях катастрофу самолета Марины Расковой.