Летние истории - страница 15

стр.

Свою роль тут играла и одна история, случившаяся как раз в те времена почти шекспировских страстей. Анечка была безумно влюблена то ли в Илью, то ли в Борю, в кого именно теперь, за давностью лет, выяснить не просто.

Забывшийся объект любви, получив от нее романтическое послание, отчетливо отдававшее недавно прочитанным "Онегиным", от большого ума и сильной взрослости продемонстрировал письмо всем остальным, доставив своим, таким же умным, как и он сам, приятелям и подружкам немало веселья, а несчастной девочке множество горьких слёез.

— Понимаешь, у герыча совершенно другое действие, — проводил Илья сравнительный анализ наркотиков. — От кокса человек становится таким: ну, знаешь, такой бодряк ловишь, чувствуешь себя просто кинг-конгом, а от германа, наоборот, человек в себя уходит, его, вообще, в народе "скучным" называют. Причем от кокса приход бывает, ну, буквально минут на десять-пятнадцать, а от герыча на весь вечер.

Как и почти все люди, чересчур увлекшиеся наркотиками, Илья любил повитийствовать на эту тему.

Кстати сказать, тем же грехом нередко страдают и гомосексуалисты всех мастей и полов. Можно подумать, что поклонники модных увлечений, так нелюбимых обществом, ощущают потребность оправдаться, но ведь и нудисты, невинные нудисты! иной раз не могут говорить ни о чем, кроме как о естественности голого тела.

Судя по всему, они ощущают себя членами эдаких закрытых, привилегированных клубов. Иногда это перерастает в совершеннейшую манию, и человек теряет способность связно интересоваться чем-либо, кроме предмета своей не всегда осознанной избранности или, что, в сущности, то же самое, ущербности.

Как все же чудовищны порой пути самоутверждения Впрочем, Илья обладал этим пороком в самой легкой форме и разглагольствовал хоть и охотно, но с явной подачи любопытствующей Анечки.

— Илька, а что сильнее кокс или герман? — спросила Аня, уверенно овладев жаргоном терминологии.

— Что значит, "что сильнее"? От них совершенно разный приход.

— Я в смысле, к какому больше привыкание?

— Конечно к герычу, кокс — это вообще детские игрушки.

"Ого", — вздрогнул Страдзинский. Имея некоторый опыт, он отлично знал, какой недобрый знак, называние кокаина игрушками. Сам Рома наркотиков всегда сторонился, но, разумеется, подобных бесед наслушался сотнями и теперь вполуха ловил обрывки разговора, отмечая привычные вехи.

Его примеру следовал Борис. Проведя несколько лет в московской музыкальной тусовке, уж он-то точно знал, чем героин отличается от кокаина.

Света, всеми силами изображая много повидавшую светскую даму, впитывала, тем не менее, каждое слово. Не без интереса вслушивался и Стас, никогда в своих упражнениях не доходивший до отравы такой силы.

— Илька, а как героин колют, он же в порошке?

— Ну, вообще-то разводят, но, знаешь, его уже давно никто не колет.

— А как?

— Нюхают:

"Ну, началось, — подумал Рома, — сейчас расскажет, как вредно колоться".

-:вены уходят: дороги: — донеслось в подтверждение.

"А сейчас, что без разницы, как германом травиться".

-:что нюхать, что ширяться, ну, будет приход на десять минут попозже:

"А теперь, что ширяться дурной тон", — подумал Страдзинский, но не угадал: Илья перешел к каким-то другим тонкостям наркологии. Обидевшись, Роман повернулся к Боре и от тоски завел приглушенную беседу о вышедшем наконец альбоме.

— Илька, а ты часто герман нюхаешь? — наивно и несколько бестактно поинтересовалась Аня.

— Нет, не часто, — очень сухо ответил Илья, замыкаясь.

Сам он, иной раз, рассказывал о себе такое, что и вправду лучше бы было промолчать, но от прямых вопросов уходил, словно вспомнив, какими животрепещущими и яркими словами описывает его увлечения уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации.

Назревшую заминку добродушно пресек Стас, вообще не любивший заминки и умело их гасивший. Он напомнил, что, пожалуй, пора идти, и все, слившись в миролюбивом единении, стали подниматься, преувеличено громко переговариваясь и слишком сильно грохая стульями, отчего неловкость только набрала силу, вымахав с корабельную сосну.

Однако не прошло и пяти минут, как тон стал естественен, и над пустынной дорогой, иссеченной перекрестьями бесконечных теней, воцарился негромкий и дружеский треп.