Летняя гроза - страница 32
– Что! С юным Фишем?
– Да.
– Господи! – сказал Галахад.
Вдруг ей стало гораздо легче. Несмотря на протесты разума, она увидела в своем собеседнике союзника и друга.
– Зачем папа Мейсон к вам приехал? – спросила она.
– По делу. Не это важно. Пожалуйста, не отвлекайтесь! Я начинаю понимать. Вы хотите пожениться?
– Хотели.
– И поссорились?
– Он со мной поссорился.
– Он?
– Да. Понимаете, он здесь, а я – в Лондоне, в письме всего не напишешь, а мне надо объяснить… Мы встретили там леди Констанс, еще вместе, и Ронни сказал, что я – мисс Скунмейкер, так что это не я… В общем, я приехала.
Если наша летопись способна что-то доказать, она докажет нравственную непригодность Галахада Трипвуда. Ну нельзя же так! Вот леди Констанс никогда его не одобряла. В общем, смотрите сами.
– В жизни не слышал такой прекрасной истории! – воскликнул он, словно ему сообщили о торжестве добродетели.
Сердце у Сью подпрыгнуло. Разум оказался не прав. Так всегда бывает с пессимистами.
– Значит, – вскричала она, – вы меня не выдадите?
– Я? – не поверил он своим ушам. – Ну что вы! За кого вы меня приняли?
– За ангела, – сказала Сью.
Это ему понравилось, но все же он беспокоился, даже нахмурил брови.
– Одного я не понимаю, – сказал он, – зачем вам нужен мой племянник?
– Я его люблю.
– Нет, серьезно! Вы не знаете, что он насыпал гвоздей на мое кресло?
– И швырял в свинью мячик. А я его люблю.
– Не может быть!
– Люблю, и все.
– Он вас недостоин.
– Вот и он так говорит, – нежно припомнила Сью.
Галахад вздохнул.
– Не спешите, – сказал он. – Подумайте. Вы замечательная девушка.
– Мне кажется, вы не любите Ронни.
– Нет, скорее люблю. Сейчас он все же получше. Но вас – недостоин.
– Почему?
– Он шалопай.
Сью засмеялась:
– Странно, что вы это говорите! Лорд Эмсворт только что сказал, что Ронни очень похож на вас в молодости.
– На меня? – всполошился Галахад. – Роналд? Как вы думаете, сколько полисменов шли со мной от «Альгамбры» до участка? Два, а то и все три. Третий нес шляпу. Кларенс должен следить за своими словами. Да, так почему вы поссорились с этим балбесом?
– Он не балбес!
– Не спорьте. Иногда я думаю, как ему это удается. Тут нужен целый синдикат. Давно вы знакомы?
– Девять месяцев.
– Ну вот. А мы – всю его жизнь. Если я говорю «балбес» – значит, балбес. Иначе бы он с вами не поссорился. Почему так вышло?
– Он увидел, что я танцую.
– И что?
– Я обещала, что не буду.
– О чем тут беспокоиться? Такая девушка, как вы, уладит это в два счета.
– Я и пытаюсь.
– Прекрасно. Я, например, не мог устоять больше пяти минут. Заплачут – все! Вы слезливы?
– Не особенно.
– Ну, есть и другие способы. Сами знаете, обморок, жуткий смех, немой укор… в общем, есть.
– Мне бы только его увидеть!
– Помню одну девушку, – сказал Галахад, – сейчас она бабушка. Ей надо было помириться со своим будущим мужем. Они гостили в усадьбе, Матчлси-Плейс, Сассекс. Так вот, она загнала его в комнату, заперла дверь и сказала, что просидит там до утра, если он не сдастся. И просидела. Сдался. Звали ее Фредерика, а девичьей фамилии не помню. Рыжая такая.
– Наверное, для этого надо быть рыжей. Я бы просто хотела встретиться с ним в саду.
– Дело ваше, моя дорогая, только не тяните, а то приедет мисс Скунмейкер.
– Мы послали телеграмму от леди Констанс, что в замке скарлатина.
Как ни прискорбно, мы скажем, что Галахад издал пронзительный, восторженный визг.
– Нет, в жизни не слышал!.. – запричитал он. – Верю в молодое поколение! Да, именно такой девушки не хватает нашей семье.
Он погладил ее по плечу и пошел к замку. В ту же минуту оттуда вышли лорд Эмсворт и Перси Пилбем.
2
Если вы не привыкли гостить в усадьбах и замках, такое место, как Бландинг, подействует на вас плохо. Оно смутит вас. Когда Сью увидела Пилбема, он был не в самой лучшей форме.
Началось это с Биджа. Он только поглядел на гостя, и этого хватило. Годы сравнительной неподвижности и первоклассной кухни придали взгляду дворецкого что-то невыносимое. В Пилбеме оно породило самый суровый комплекс неполноценности.
Он не знал, что для богоподобного созданья он как бы и не существует. Биджа терзала совесть, все ему стало безразлично. Но Пилбем прочитал в его взоре ужас и презрение и почувствовал себя так, словно выполз из-под камня.