Лето в Бучалках - страница 9
Так и вернулись в Бучалки ни с чем, на обратном пути дружно обсуждая неудачу поездки. А всё равно было весело!
В самые дальние, принадлежавшие Голицыным леса — Овсянкин и Мурин — никогда не ездили, там водились волки. Я только издали видел синеющие полоски лесов, и каждый раз у меня от страха сжималось сердце. Рассказывали, что когда-то волки съели мужика, приехавшего в лес за дровами, а его лошадь привезла к избе пустые сани...
В другой раз поехали в лес, называемый Ласки. По правому склону речки Бучалки тянулась полоса старых дубов, у их подножия, пока не наступила пора сенокоса, росло множество необыкновенно крупных цветов. Мы набрали целые снопы купавок, анемонов, ночных красавиц, иван-чаёв, ромашек. Все это потом было поставлено по комнатам в вазы различных форм и размеров, помню одну — огромную фаянсовую, ярко-жёлтого цвета, в форме чугуна.
Однажды отправились в Арсеньевский лес на пикник. Линейку и всадников сопровождали две телеги: одна была ндаюлнена разной снедью, наверху восседал Антон с самоваром в обнимку, в другую набилась целая ватага мальчишек — приятелей брата Владимира.
Мы очень любили пикники, они привлекали всею необычностью обстановки. Выбрали поляну, расселись — нет-нет, не на травке, а на маленьких ковриках, побежали на ключ пить родниковую ледяную воду, принялись уписывать большие ломти черного хлеба, посыпанного крупной солью, и самое-самое вкусное — обугленную печёную картошку из костра. А потом затеяли беготню босиком по мягкой, тёплой травке, разделились на две партии, начали играть в лапту — с мячиком. Почему-то эта игра, такая зажигательно-веселая, ныне совсем исчезла.
Очень я любил поездки в Молоденки.
А любил я ездить туда потому, что... Это была моя большая и сокровенная тайна, о которой все знали и постоянно дразнили меня, особенно ехидничала моя старшая сестра Соня.
Этой тайной была моя любовь. Да, да. младшая дочь Оболенских моих дяди Алёши и тёти Любы— Любочка была моей первой и, уверенно сейчас утверждаю, очень и очень крепкой любовью. А мне минуло пять лет, а Любочке — два годика.
Приезжая в Молоденки, я брал её за ручку и вел в сад. Мы шли молча, я старался увести её подальше, отдалиться от других. Я шёл и всегда любовался ею, в беленьком платьице с алой ленточкой в тёмных волосах. А однажды ей понадобилось кое-куда. Я помог ей расстегнуть панталончики, скромно отвернулся, а некоторое время спустя помог застегнуть. Я действительно очень её любил и много о ней думал.
Я тут упомянул, что сестра Соня постоянно меня дразнила. Расскажу такие случаи.
Мне и сестре Маше часто подавали куриные котлеты. В конце концов они мне надоели, и я сказал, что есть их не буду. Но я забыл о своем решении и однажды с аппетитом стал уплетать котлетку.
Сестра Соня вздернула своим носиком-пуговкой и заметила:
— А она куриная.
— Нет, она из петуха! — выпалил я и доел котлетку.
Вот еще один рассказ, как Соня меня подвела.
Я уже упоминал, что няня Буша зимой жила в богадельне, а на каждое лето приезжала с нами в Бучалки.
В отличие от ворчуньи Нясеньки она никогда не повышала на меня голоса и была не просто доброй старушкой, а добрейшей. И я вовсю пользовался её мягкосердечием. Когда она огорчалась за мои проделки, то на её глазах проступали слёзы. Вот пример её доброты.
Жила она в белой половине Маленького дома, за последней слева по коридору дверью в узкую, в одно окно комнату. Далее начиналась «черная» половина дома. Была няня Буша не просто толстуха, а рыхлая, с дряблой кожей, и живот её настолько выдавался вперед горой, что она сажала на него, как на полку, младенцев, придерживая их рукой.
Однажды сестра Соня сказала мне под страшным секретом, что у няни Буши под юбкой спрятан арбуз.
Я поверил и, конечно, очень этим заинтересовался. Подошел к няне Буше, изловчился и, как Д'Артаньян, сделал выпад и ткнул ей в живот вместо рапиры указательным пальцем.
Няня Буша громко рыгнула и повалилась кувырком. На миг мелькнули белые кружева нижней юбки. Я от ужаса убежал и спрятался в кабинете отца под его письменный стол. Няня Буша пожалуется на меня тете Саше, и мне крепко влетит.