Летят сквозь годы - страница 19

— Здравствуй, Витя. Ты что, уезжаешь? Куда?

— Иду служить в армию.

— Да что ты? Ведь ты же учишься в институте. Как же так?

— Обстановка требует. Прости меня, Таня, я тороплюсь.

— Витя, милый, я пойду тебя провожать! Я сейчас, только брошу вещи.

И, не слушая возражений Виктора, она побежала по коридору к себе в комнату. Через минуту вернулась.

Виктора провожали отец и мать. Вчетвером они направились к трамваю. Таня разговаривала с Виктором, с матерью Виктора, смотрела на окружающих, на проносившиеся за стеклом дома и никак не могла прийти в себя. Что же это получается? Он уезжает. А она-то мечтала — теперь нечего скрывать — встретиться с ним и прямо сказать, что много хороших ребят ее окружают, а он для нее лучше всех. Она скучает без него — ведь они так редко видятся… И вот он совсем уезжает.

На сборном пункте было много народу. Стояли группками. Пели, смеялись, некоторые плакали. И уж тут Тане пришлось держаться — еще не хватало ей разреветься! Виктор чувствовал себя как-то неловко. Спешил распрощаться. Когда он решительно шагнул к Тане и протянул ей руку, она вдруг обняла его и поцеловала.

— Витя, ты будешь мне писать? Я прошу тебя, пиши! Ладно? Я буду ждать тебя, слышишь, Витя!

Виктор сияющими глазами смотрел на нее.

Их связывала первая юношеская любовь. Любовь, рождающая многие душевные качества человека. Мальчиком Витя по-мужски защитил слабенькую девчушку. А потом, когда эта девчушка вон куда махнула — в самое небо, ему стало трудно мириться с ее превосходством; ему все казалось, что он отстает. Не случайно он сказал: «Ползаю по земле». Нет, он зная, был твердо уверен, что на земле, как и в небе, можно делать доброе и красивое дело. Только сам он все еще на полпути к этому делу. Добьется своего, тогда и напишет ей…

В снегопад, в суровые морозы зимы 1941 года инструкторы ВАШПО неутомимо занимались с курсантами.

Сержант Татьяна Макарова, помня, как важна для летчика физическая закалка, была инициатором лыжных походов.

Впрочем, все инструкторы работали по-боевому. Задание — выпустить пилотов в мае — школа выполнила досрочно.

Однажды в комнате инструкторского состава, где заполнялась необходимая полетная документация, возник спор о летных качествах курсантов.

— Как твои новые молодые орлы, Танюша? — спросила Аня Малахова.

— Сто́ящие ребята. Ты знаешь, такие любознательные, живые, энергичные. Просто прелесть, — ответила Таня.

— Ты подожди, Макарова, хвалить. Полеты покажут, кто живой и энергичный, — вмешался в разговор Павел Лузин. — Знаешь, как оно бывает: с виду орел хоть куда, а в полете мокрая курица.

— Брось, Паша! Любого человека можно научить летать, — с жаром сказала Валя Лисицына. — Только, конечно, не каждый станет летчиком.

И тут Таня вспомнила о Балабанове, с юмором, как она это умела, рассказала о нем товарищам, доказывая, что нет оснований «разводить теорию мокрых куриц». Потом в течение чуть ли не всего дня она вспоминала об этом своем первом трудном ученике, недоумевая и досадуя, почему вдруг посторонний человек так упорно занимает ее мысли…

Хотя какой же Балабанов посторонний, если он писал в письме ей: «Вы, мой учитель…» Как же можно считать посторонними теперешних курсантов, когда она знает, чем каждый из них дышит! Была раньше пословица: «Пуд соли вместе съесть». Что соль? Теперь новые измерения: сколько неба вместе излетано! Сколько вместе энергии у самого солнца взято! Вот разъедутся — и, может, не напишут, как не пишет она сама, как не пишет ей Виктор. А все равно везде свои, родные. Во всей огромной, с высоким небом, родной стране.

День начался обычно. В четырехэтажном здании школы с утра тишина. Хотя и воскресенье, все курсанты, техники и инструкторы на аэродроме: не упускалось ни одного часа летнего, светлого, благодатного времени.

Действительно, благодать: на небе — ни облачка. Зачем же подан знак приземлиться всем находящимся в воздухе самолетам? Зачем срочно собран весь личный состав?

— Товарищи, война…

Майор Поцейко и другие выступавшие могли пока лишь призвать к строгому соблюдению дисциплины и порядка, напомнить, что теперь долг каждого — удесятерить усилия по овладению летным мастерством.