Летят сквозь годы - страница 20

Таня сразу стала проситься на фронт.. Ей казалось, что человек, вооруженный знанием летного дела, не имеет права сидеть в тылу. Она считала Подмосковье глубоким тылом, не предполагала, что не пройдет и месяца, как линия воздушного фронта будет подчас прямо над головой. В рапортах на имя начальника школы инструкторы Макарова и Малахова просили, умоляли, требовали, чтобы им разрешили сражаться с ненавистным врагом, не жалея крови и самой жизни. Начальник задержался с ответом — девушки написали рапорты вторично. И тогда майор Поцейко вызвал их к себе в кабинет. Преисполненные решимости, шли в знакомую комнату подруги. Да знакома ли она? Узкие бумажные полоски, наклеенные крест-накрест на стеклах окон и балконной двери, казалось, заслонили весь свет. Лицо майора было серым. И голос непривычно глухим. Он сказал:

— Наша школа — это тот же фронт. Вы готовите кадры для фронта. Разве этого мало? Если все уйдут на фронт, кто будет готовить летчиков? Вы подумали об этом? Идите и подумайте.

Таня уходила в еще большем смятении чувств и мыслей — она действительно что-то неправильно оценивала. И поэтому росла тревога, недовольство собой.

Аня за порогом кабинета тяжело вздохнула и зашипела на подругу:

— Убедилась, что мы сдуру рапорта строчили? Начальство знает, куда нас определить… Майор-то аж поседел весь, за нас думаючи… Видела небось?

— Видела, — машинально ответила Таня. — Видела… Постой… Это он поседел от переживаний.

Девушки больше не писали рапортов, но желание защищать Родину не ослабевало. Учебные полеты не прекращались.

Нормальная жизнь школы продолжалась даже тогда, когда начались налеты фашистских стервятников на Москву. Днем курсанты летали, ночью дежурили в засадах. Москву охраняли наши истребители, зенитчики, аэростаты, но все же бывали случаи, когда вражеские самолеты прорывались к столице.

Натолкнувшись на стену зенитного огня, вражеские бомбардировщики зачастую сбрасывали свой смертоносный груз на поля и поселки Подмосковья. Падали бомбы и на аэродром, и на ближние дороги и перелески — туда, где дежурили курсанты и инструкторы.

Сержанту Макаровой, как и другим инструкторам, приходилось отвечать за подчиненных. Еще не угаснет скоротечный ослепляющий свет взрыва, а Таня уже перебегает от одного человека к другому: проверяет, подбадривает.

К сентябрю, когда курсанты закончили ускоренную летную программу ВАШПО и были отправлены учиться дальше, какое-то время охранять учебные самолеты, бензосклад, школу, ходить в засады пришлось одним инструкторам. Круглосуточно нужно было нести караульную службу.

Особенно трудным был пост у бензосклада. Среди бочек и цистерн с горючим, под небом, где в перекрестие прожекторов пойманы вражеские бомбардировщики, пойманы, обстреляны, но еще не сбиты, под этим зловещим небом, запрокинув голову, стоит человек. Стоит Таня. Колотится сердце. Видно: враг мечется, бежит… Куда бежит? Где вздумает сбросить бомбы? Радость — не дали злодею бомбить Москву! — сменяется тревогой: если сюда попадет хоть одна зажигалка, то и с ней не успеешь справиться. Среди бочек и цистерн ты — одна. И все-таки пусть враг летит сюда! Здесь — боец противовоздушной обороны. Как здорово, что, может, кто-нибудь из ее учеников там, в небе, заставил затрепетать врага, отступить, не сбросить запланированную смерть на таких, как мама, сестры Верочка, Мария. Не твой выдуманный бог охраняет тебя, старшая сестра! Младшая — сержант Татьяна Макарова на своем посту!

На смену ей идет сержант Валентина Лисицына.

Валя Лисицына как-то поделилась с товарищами переживаниями. Оказывается, она больше всего боялась… пустых бочек.

— И ничего смешного нет, — поспешила разъяснить она. — Сколько на складе, да и везде, валяется бочек из-под бензина? В темноте за каждой мерещится фриц. Думаешь: приземлились, притаились и…

— …Не иначе нашу Валечку окружают для пленения, — подхватила Аня Малахова.

— Я тебе сказала: не смейся! Боюсь. И Таня твоя боится… сама призналась. А вообще она — человек. Душа человек.

Лисицына вспомнила, как поздней ненастной ночью разводящий привел наряд караула к тому же бензоскладу. Издалека окликнул хриплый женский голос: