Лейтенантами не рождаются - страница 38

Машина остановилась у какого-то большого здания, по всей вероятности, у бывшей школы. Я долго лежал в кузове и понимал, что сейчас решается моя судьба. Наконец пришел какой-то маленький офицер, я его не видел, только понимал по голосу, что он отдает какие-то приказы, касающиеся меня. В кузов влез солдат, подтащил меня к заднему борту и спустил на руки шоферу. К моему изумлению, он рассмеялся и сказал, что с русскими пленными ему обниматься еще не приходилось.

Солдат спрыгнул с машины, офицер приказал шоферу забросить меня на спину солдата и отнести в коридор большого здания, у которого стояла машина. В какой-то мере я был рад, что все происходящее со мной было ночью, не было лишних любопытных глаз. В машине от холода окоченели руки и ноги, а поэтому на полу в коридоре мне показалось очень тепло и уютно.

В здании размещался немецкий госпиталь. Ко мне подошли два санитара, положили на носилки и унесли в какую-то маленькую комнату, ранее служившую дежурным санитарам комнатой для отдыха. Когда все стихло, у меня вновь заурчало в животе и начались колики. Что делать, я не мог себе представить. Пробовал перетерпеть, но не тут-то было, недаром говорят, что …..ь да родить — некогда годить.

Пробовал потихоньку позвать санитара, никто ко мне не идет. Чувствую, что терпение кончается — «взорвусь». Я почти закричал, появился санитар. Спросонья он долго не мог понять меня. Вначале, видимо, решил, что мне нужна врачебная помощь, разболелись раны, нужно успокоительное. Кое-как объяснил ему, что мне нужно. Он принес ведро, но оно мне было почти бесполезно, так как обе ноги ранены, а правая к тому же еще и в колене не сгибается. Санитар долго со мной мучился, потом понял, что толку никакого не будет, посмотрел на меня зло, я понял, о чем он думает. Зачем это чучело привезли к ним в госпиталь? Жестами объяснил, чтобы я обхватил его за шею и крепче держался. Так, верхом, через весь коридор я ехал на немце в туалет. В коридоре лежали раненные фрицы и в недоумении спрашивали у санитара, что случилось и куда он меня тащит? Чтобы не раздражать раненых, санитар молчал. Впоследствии будут разные ситуации и мне вместе с другими пленными на работу и с работы придется возить в тележке немецких конвоиров. Но это будет потом, а сейчас я пока ездил верхом на немце в туалет и обратно.

Днем в комнату вошли два немецких военных врача и долго со мной беседовали о положении дел на фронте. Я понял, что до них доходит весьма скудная и противоречивая информация о положении действующей армии. Они толком еще ничего не знали о капитуляции фельдмаршала Паулюса в Сталинграде. Как мог, на полурусском, полунемецком, рассказал им о сталинградской битве, о том, как мы разгромили сильную танковую группировку Манштейна, стремившуюся прорваться к окруженным войскам Паулюса. Немцы внимательно слушали и задавали много вопросов. Когда уходили из комнаты, один из них предупредил меня, чтобы я подобных разговоров не вел с санитарами. В этот же день ночью пришли санитары, вытащили на улицу, втолкнули в грузовую машину и увезли на какой-то разъезд, где стоял товарный поезд и шла погрузка раненных немцев, испанцев и румын.

Как ни странно, но своих «союзников» они предпочитали к себе в вагоны не пускать. Раненых грузили наши военнопленные. Когда они узнали, что я — русский офицер, оттащили меня в сторону, сунули буханку хлеба и поодиночке расспрашивали, далеко ли фронт и в каком направлении им лучше бежать?

Погрузка раненых заканчивалась, и меня отнесли в «интернациональный» вагон: там были немцы и итальянцы, рядовые солдаты. Поскольку я был в румынской шинели и черный от копоти и грязи, они приняли меня за «мамалыжника», с расспросами не приставали. Румыны для немцев были все равно, что негры для американцев, люди третьего сорта.

Условия для побега были благоприятные, если бы я мог хотя бы мало-мальски ходить… Двери вагона не закрывались и не охранялись, и на меня никто не обращал внимания. Но, к сожалению, воспользоваться таким благоприятным моментом было не суждено. Впоследствии, когда мы, восемь офицеров, совершим побег с этапа, условия будут совсем другими, куда более тяжелыми. Нас конвоировали в один из концлагерей на уничтожение. В то время немцы не успевали все трупы военнопленных (убитых, отравленных в газовых камерах и расстрелянных) пропускать через крематорий. Специальные команды, тоже из военнопленных, складывали трупы штабелями между дровами, обливали бензином и сжигали. Побег будет трудным, но удачным, но это будет значительно позже.