Либерия - страница 39

Ганджа была завернута в папиросную бумажку. Там было все подряд: вместе с листьями лежали и шишечки, и палки. По-хорошему нужно было бы убрать все лишнее, но в едущем по ухабам автомобиле это было бы сложно сделать, и я кое-как свернул все содержимое пакетика в одну толстую самокрутку. Прикурив, я затянулся и передал косяк Гене, свободной рукой убирая с лица мокрые волосы, с которых соленым дождем катились вниз капли пота.

— Когда еврей торгуется, негр может отдыхать, — сказал Гена, выдохнув столб дыма.

— А зачем ты вообще торговался? — спросил я его. — У тебя же денег нет.

— Просто так, — пожал плечами Гена. — Все равно скучно.

Откинувшись на сиденье, я выдыхал терпкий дым в открытое окно, глядя на медленно проплывавший мимо пестрый тропический пейзаж: лохматые пальмы на обожженной красной земле, ярко-желтый песок на берегу и синие волны до самого горизонта. Временами вдоль дороги попадались маленькие строения, сколоченные из фанеры и бамбука. Как правило, двери были низкие, а окна отсутствовали; видимо, дом для африканцев был только местом для сна, поэтому наличие доступа естественного света в жилище не имело значения. Да и всякой кусачей-ядовитой живности в такое жилище было труднее попасть.

У многих домов стояли столики с разложенным на них товаром: свечами, мылом, спичками, сигаретами, печеньем. Продавцами были дети, часто — совсем еще маленькие, пяти-шести лет. Их родители тем временем дремали на скамейках в тени пальм, лениво поднимая голову при нашем приближении и провожая нас сонными взглядами из-под прижатой ко лбу ладони.

Казалось, африканцы по праву рождения обладали всем тем, чего не доставало неловкому, напряженному, мрачному мне: философским спокойствием, естественным обаянием, природным достоинством. Для того чтобы иметь все это, им не нужно было читать толстые книги, разбираться в международной политике и уметь пользоваться электронными деньгами. Впрочем, вряд ли они воспринимали свое состояние как некую ценность; многие из них были бы рады получить высшее образование, жить в большом городе и иметь в своем распоряжении всевозможные блага западной цивилизации. Но стали бы они от этого счастливее?

В городских условиях люди с рождения окружены преимущественно рукотворными предметами: машины, компьютеры, телевизоры... Испытывая на протяжении жизни слишком много слишком сильных влияний, личности нивелируются, острые углы сглаживаются, люди превращаются в безликих, похожих друг на друга манекенов, готовых к коллективной деятельности и мирному сосуществованию, черпающих из СМИ и кинофильмов указания о том, как нужно себя вести, чего хотеть, к чему стремиться, о чем думать и кем быть...

Глаза у меня начали слипаться... Я и сам не заметил, как повалился на сиденье и уронил самокрутку на пол. Вскоре меня опутали горячие липкие щупальца африканской сиесты, ослепительный дневной свет послушно отступил и померк, и я бесформенным мешком увесисто провалился в бездонную пропасть сна.

ГЛАВА 5

Я проснулся от криков Шимона; он бегал по двору и что-то орал на смеси английского и иврита. Рядом с машиной дымил сигаретой Гена, сурово хмурясь, сочувственно качая головой и с трудом сдерживая зевоту.

Приехав домой, Шимон полчаса сигналил у ворот, пытаясь разбудить спящих охранников. Теперь он угрожал всем виновным жестокой расправой. Директор охранного агентства должен был подъехать с минуты на минуту.

— Если я его сейчас встречу — задушу голыми руками. Поговорите с ним сами! — крикнул Шимон, плюясь слюной. — Скажите ему, что если я еще раз увижу его людей спящими, то сразу же разорву с ним контракт и за этот месяц не заплачу ему ни цента!

И Шимон ушел в дом, хлопнув дверью так, что она чуть не слетела с петель.

Пару секунд спустя он выглянул из двери и погрозил Гене пальцем:

— Прекрати бросать окурки на землю! Наш двор и так уже на какой-то притон похож.

И снова хлопнул дверью.

Дождавшись, когда Шимон скроется из виду, Гена потянулся, как ленивый кот на теплом подоконнике, сладко зевнул во весь рот и повернулся ко мне:

— Слушай, ты же сможешь сам поговорить с этим охранным директором? Я пока пойду прилягу.