Лидина гарь - страница 15
Она ступила на порог и поглядела в темную щель, из которой еще вылезали, подслеповато озираясь, взбудораженные ящерицы и пугливо шмыгали в дальний сумеречный угол.
«Ящерицы-то вон как подросли и разжирели, а весной совсем ведь червячками дохлыми были, — и опять улыбнулась, дивясь проворству их, умению скрываться от света. — Тепло — всем благо. Вот и растут, даром что страшны и всем нелюбы…»
Лида удивилась, чего бы это такая мысль ей в голову пришла.
«А если они уж такие большие, то лето, видно, на исходе, и уж не последнее ли, бабье, тепло стоит. Конечно, бабье, пожни-то голые… Как же я раньше не поняла, какое время подкатило…»
Она открыла дверь в избу, и застоявшийся воздух, густой, теплый, пропахший сеном и летней легкой пылью, устремился к ней. Изба была прибрана, приготовлена к зимним наездам за сеном. Припасенные березовые поленья заботливо уложены горкой между печкой и стенкой, сухая лучина сунута возле притолоки, а свернувшиеся от тепла витки бересты и две коробки спичек лежали на лавке возле стенки. Лида открыла чуланчик, и тут все было про запас разложено — мешочек муки, сухари, соль, даже сухие грибы, ягоды и разные пахучие травы на чай.
— Ну вот и спасибо тебе, Кузьма Петрович, все-то у тебя на месте, и все припасено. Не сердись, поживу тут денек-другой…
Все, к чему она прикасалась, негромко и неторопливо сама себе объясняла, настороженно вслушиваясь в речи совсем осмысленные:
— Глядишь, и бабье лето здесь провожу…
Солнце тем временем покатилось за верхушки дальних боров, и Лида почувствовала, как устала за целый день ходьбы. Открыла окно и решила отдохнуть.
— Пойду-ка я лягу в стог, ведь когда-то с Селивёрстушкой в стогах спала-почивала, не нарадовалась…
И опять улыбнулась, припомнив, как в первое после замужества лето в сенокосную пору лихомань на нее свалилась: шальная мысль о скорой, неминуемой смерти покоя ей не давала. Более всего она боялась, что ночью уснет да уж и не проснется. И в страхе несусветном она глаз не сомкнула, и Селивёрста тормошила, чтобы и он не спал, ее берег.
— Со мной ли это было, я ли смерти тогда боялась? А теперь вон рядом с ней ходила, искала, желала ее нестерпимо — и хоть бы раз дрогнула, о господи-беда.
И опять боль кольнула ее в бок, резко и продолжительно. Она сдержала дыхание и оперлась о дверной косяк, поджидая, пока стихнет.
— Может, хвороба из меня выходит, вот и колет да жалит…
Ящерицы, услышав шаги ее, вновь ринулись из своего гнезда в разные стороны, звучно шлепая животами по половицам. Она с оглядкой, чтобы не наступить на них нечаянно, прошла мимо и прикрыла дверь: «Пусть не тревожатся попусту».
Лида выбрала возле речки, на кряжу, дальний стог, обдуваемый со всех сторон ласковыми, теплыми ветрами. Приставила жердь покрепче и влезла на самый верх, осторожно ступив ногой в рыхлый сенной горб, да разом и провалилась по колено. Охнула, пала на спину. Полежала так тихо и безучастно.
В небе полыхали молнии, и в стог мягко ударил гром затихающей волной.
— Рябиновые грозы вечерят, осень подкатила, — и совсем вскользь подумала: «А чего это они без дождя? Видно, не пришла, еще пора рябиновых ливней. Ну, да не задержатся…»
Ей вдруг захотелось, чтоб именно этой ночью рябиновые ливни омыли ее, возвращая к жизни новой. И она неожиданно почувствовала, как нестерпимо желанно и радостно ей это возвращение. Лида разгребла сверху сено и, наслаждаясь разлившейся по всему телу истомой, вытянулась до хруста и замерла, подставив лицо небу.
Опять где-то вдалеке заухал гром вслед за брызнувшей, молнией, и податливо отозвалась душа ее, затрепетала порывисто: «Жива я, стало быть, жива, вон как сердцу тревожно и счастливо слышать эти звуки…»
Сон легко сморил ее. Она бесчувственно проспала несколько часов, Проснулась невзначай, от толчка, какого-то, глаза открыла — солнце еще, не поднялось, из-за дальнего леса чуть-чуть проглядывало. «Так ведь совсем рано еще. Кто это толкнул меня, может, я повернулась неловко».
Привстав на коленях, она увидела внизу, под стогом, большого лося. Он высоко вытянул голову и, пережевывая молодое, липкое сено, внимательно разглядывал ее.