Лишь небеса знают - страница 10

— Знаю, — Эйса кивнул, — я и сам терпеть не могу снимать перед кем-то шляпу, но понимаешь, бывают случаи… Ну, если, к примеру, входишь в церковь, когда по-другому нельзя. — Он встал, и Лиззи почему-то посмотрела на капитанскую фуражку, которую он держал в огрубевших старческих руках. — Мне кажется, пора сниматься с якоря, пойду вниз, посмотрю, как там у всех настроение. Могу я надеяться, что увижу за обедом улыбку на твоей мордашке?

— Значит, ты останешься обедать, — обрадовалась Лиззи.

— Если ты спустишься, то останусь. — Эйса вопросительно поднял брови.

— Да, — решительно сказала Лиззи, — хотя, честно признаться, я бы сейчас скорее встретилась лицом к лицу с ураганом.

И она сдержала слово, вышла к обеду вовремя, чтобы никого не задерживать.

— Рад, что ты снова с нами, — сказал Сэмюэль, — значит, ты написала тете Фиби?

— Да, написала, — кивнула Лиззи.

— А я отправил, — вступил в разговор Эйса, — сам отвез на почту.

Переводя взгляд с отца на дочь, Сэмюэль отметил про себя, что, несмотря на желание казаться веселой, Лиззи необычно задумчива.

— И что же именно ты написала?

— Что буду просто счастлива приехать в Бостон, потому что всегда знала, что Нантакет — место не для меня. Я позорю семью, доставляю тебе уйму огорчений, а следовательно, вполне заслуживаю, чтобы меня выгнали без единого су в кармане…

— А что это — су? — спросила Мэг.

— Это пятицентовая монетка, французская, насколько я знаю, — объяснил ей Мэт.

— А почему ты не говоришь просто пять центов? — заинтересовалась Салли.

— Пять центов звучит так плоско, никакой музыки… а когда произносишь «су» — звуки словно сами слетают с языка.

Откинувшись на спинку стула, Сэмюэль оглядывал своих детей, думая о том, что он снова допустил ошибку. Его не оставляло ощущение, что Лиззи сумела извлечь выгоду из наказания — внимание всех собравшихся за столом было вновь приковано к ней. Если бы женщинам была открыта дорога в политику, его дочку ожидало бы блестящее будущее.

Лиззи уехала в Бостон.

Тетушка Фиби оказалась хуже… куда хуже, чем она себе представляла. Высокая, худощавая, прямая, с пронзительными голубыми глазами, седыми с металлическим оттенком волосами, как нельзя лучше соответствовавшими ее характеру, и длинными тонкими пальцами, на каждом из которых сидело по кольцу. Она отчетливо выговаривала каждое слово, произношение выдавало ее принадлежность к высшему слою бостонской аристократии, а уверенный голос, как показалось Лиззи, заставлял скатерть распрямляться саму по себе.

Следуя во всем традиции, тетя Фиби жила в собственном особняке, требовала, чтобы чай подавали ровно в два часа пополудни, и имела слабость к марципанам. У нее было два длинношерстных плоскомордых кота — Робин Гуд и брат Тук, проявивших поразительное единодушие в резком неприятии Лиззи. В доме имелся дворецкий, — англичанин Питерби до того древний, что в первом же письме к Бекки Лиззи написала, что он, наверное, прибыл в Америку с самим Колумбом.

Едва переступив порог дома тети Фиби, Лиззи поняла, что ее дело плохо. Прячась от обезоруживающего взгляда тетки за спину отца, она вспомнила, как он рассказывал ей о том, как Фиби, в девичестве Брюстер, умудрилась выйти замуж за человека c той же фамилией. «Фиби Брюстер Брюстер», — произносила про себя Лиззи, когда резкий теткин голос прервал ее раздумья.

— Ты совершенно не похожа на Пейшенс, — говорила Фиби. — Пейшенс была копия матери. Она целиком уродилась в Колдуэллов, а ты, хотя мне и неприятно об этом говорить, вылитая я в твоем возрасте. Ты — Брюстер до кончиков ногтей, и это не сулит тебе в будущем ничего хорошего. Всем Брюстерам, а женщинам в особенности, всегда приходилось нелегко. У всех женщин Брюстеров характеры сильнее, чем у мужчин. — Она пренебрежительно махнула унизанной кольцами рукой. — Большинство из них — и в том числе мой отец, — упокой Господь его бедную душу, были слабаками.

Лиззи нахмурилась. У нее не было ни малейшего желания причислять себя к Брюстерам вообще, и уж тем более иметь что-то общее с этой костлявой старухой.

— Лиззи, поздоровайся с тетей Фиби.

Лиззи безмолвствовала, и отец незаметно поддел ее локтем.