Лишний человек - страница 10

— Мы должны его найти, раз он сам не может к нам вернуться.

Великаша наклонился вперед, теперь лампа освещала его лицо — чужое, но в то же время хорошо знакомое.

— А зачем он вам? Может, он не хочет вас больше знать. Я вот не хочу. Ты хоть понимаешь, что это такое… что с нами произошло? Ваши жалкие утраты — это не утраты. Вам нечего было терять, в отличие от него и от меня. Превратиться в тлю, но помнить, что ты когда-то был человеком… нет, не то… да вам не объяснишь. Проявите каплю милосердия, если не ко мне, то к нему. Вот найдете вы его — и что вы сделаете? Утопите его в сочувствии? Будете поить чайком, снисходительно кивать и вздыхать? Ему это все не нужно. Он не человек, поймите вы это хоть сейчас… То, что он лишился своей сути, не сделало его человеком.

Он снова умолк, и снова надолго.

— А ты знаешь, как его найти? — осторожно спросил Саша.

— Понятия не имею!

Великаша решительно придвинул к себе Сашину кружку с нетронутым остывшим чаем и осушил ее в несколько больших глотков.

— Ты просил помощи? Я помогу, чем смогу. Я тебе дам добрый совет. Только ты его не оценишь, потому что никто никогда не ценит дельные советы. А я все-таки его тебе дам. Отправляйся-ка ты домой. Живи так, как жил раньше. Выброси это все из головы. Нет никакого Сёмы, нет никакого Всемуконца. Ничего больше нет. И супергерои бывают только в кино, но ты лучше такое кино не смотри, не береди душу. Ходи на работу и пой, пока можешь. Ты ведь любишь это все? Вот и пой себе, как весенняя пташка. Я тебе мешать не буду. Обещаю. Но и ты у меня под ногами не путайся.

Входная дверь захлопнулась за ним, едва не прищемив Саше пальцы.

Он медленно вернулся на кухню. Неудачный разговор. Теперь все такое… неудачное. Может, и впрямь что-то поломалось в этом мире.

Саша подошел к подоконнику и принялся машинально собирать осколки разбитой кружки. Не порезаться бы… Ему вдруг вспомнилось, как когда-то, очень давно, Великовский сказал на репетиции, что не выносит вида крови. Но это было вранье, крови он не боится, как вскоре выяснилось. Он вообще врет как дышит… Хотя что ему делать, это ведь вся его сущность. И так ли он беспомощен и безобиден, как только что пытался тут представить? Нет, Саша не оставит его в покое, пока не докопается до сути.

Надо протереть подоконник тряпкой, чтобы собрать самые мелкие брызги стекла. А дождь, похоже, закончился. Вон из дома напротив вышла девушка, задрала голову, вытянула вперед ладонь — нет, ничего не капает, можно убрать зонтик в сумку. Невысокий человечек в ярко-желтом дождевике с остроконечным капюшоном, похожий на сказочного гномика, все еще торчит под козырьком закрытого кафе — вертит головой, не хочет выходить, хотя в дождевике ему непогода не страшна. А вот и он, Великаша. Вышел из подъезда и зашагал через дорогу, шаря по карманам в поисках ключей и, кажется, ругаясь сквозь зубы. У самой машины остановился, обернулся и поднял голову. Выражения на лице не разобрать. Саша на всякий случай коротко кивнул ему и понес осколки к мусорному ведру.

Отчаянный женский визг полоснул по ушам. Саша бросился к окну — визжали во дворе, та девушка у дома напротив… Нет, она в порядке, стоит неподвижно посреди дороги, зажав себе рот обеими руками. Фигурка в желтом дождевике мелькнула в конце улицы и пропала за поворотом. На тротуаре, у самых колес автомобиля, лежит Великаша. Из груди у него торчит какой-то предмет, и темное пятно расползается по рубашке.

— Это, значит, он? — неловко спросил Ваня вполголоса.

— Угу. Теперь так.

— Вот черт.

Саша глянул на него искоса. Он понимал, о чем думает Ваня и почему сердито хмурится. Трудно сохранить неприязнь к тому, кто лежит под капельницей в бинтах и больничной рубашке. Ваня поймал его взгляд, насупился еще больше и отвернулся.

— Тут кровь на полу.

— Сказали, сейчас уберут. Это катетер долго не могли поставить. Пошли отсюда.

— Нет, погоди, зачем?

— Все равно нас выгонят. Сейчас к нему придут.

— Кто? — встрепенулся Ваня.

— Да кто к нему может прийти… Медсестра. Кому он еще нужен-то, кроме нас с тобой? Подумаешь, сокровище.

Это добило мягкосердечного Ваню, и он, уже не сдерживаясь, вздохнул из глубины души.