Лишний человек - страница 37

— Да нет конечно! — человек вытаращил на нее глаза. — Откуда настоящее-то? Я же говорю, для репетиции. Бутафория. Реквизит. Для Дмитрия Ивановича. Он хотел посмотреть… Мы искали, искали, и вот нашли. Только не знаем, оно или не оно.

— Прекрасно. Теперь у меня есть ружье. Вообще оно мне действительно пригодится. Ружье в руках режиссера должно дисциплинировать!

— А похоже на настоящее, — сказал Саша.

— Вообще не похоже, — Ваня позволил Сёме выйти из-за колонны, и они оба уже с интересом разглядывали и ружье, и человека, который его принес. — У меня папа охотник, я знаю. Ну-ка, дай сюда!

Он ловко вскинул ружье и прицелился в окно.

— Тебе идет, — кивнула Вера. — Это, кстати, как раз для тебя. Точнее, для Ленского. Дима предложил. Хотя мне не очень нравится, но он вот упорствует.

— А зачем Ленскому ружье? — удивился Ваня. — А, стойте, я знаю! Он из него застрелится, да? Чтобы Онегину не брать грех на душу. Хотя нет, кажется, это уже где-то было… Может, он сам тогда кого-нибудь застрелит? Ну, просто для разнообразия. Знаете, это было бы уже наконец справедливо!

— Нет, там другая идея. И знаешь что… опусти ружье, когда с тобой разговаривают!

— Не стреляйте в пианиста, он играет как умеет! — раздался из-за рояля робкий голос.

Аккомпаниатора, видимо, тоже нервировал вид Вани с оружием в руках, а хотя бы даже и бутафорским.

— Дай его сюда! — Вера требовательно протянула руку. — А вы, — она обернулась к человеку в дверях, — отнесите его обратно в реквизиторскую… ну или где оно было.

— Нет, а правда, а зачем оно нам нужно? — спросил Саша, когда ружье благополучно отбыло обратно.

— Это для пролога. Ну, во время увертюры. Там поднимается занавес, и такой красивый осенний пейзаж и солнце встает. Это Дима придумал, это пока вообще самое лучшее, что он нам в этот раз нарисовал. И там на фоне вот этого солнца и деревьев стоит Ленский и любуется рассветом. У него за плечом ружье, потому что он шел как бы на охоту, но замечтался, стоит и мысленно небось сочиняет какую-нибудь элегию или сонет. И поодаль Онегин, который скучает, зевает и торопит его идти, потому что — ну рассвет, подумаешь, рассветов он, что ли, не видал? И, видимо, что-то такое ему говорит, и они смеются и уходят. А потом эта декорация тоже поднимается — это такой прозрачный полог, там все полупрозрачное, как бы в дымке, и бледная желтая листва. И становится светло, уже день, ларинский дом, варенье и все остальное.

— Понятно, — сказал Ваня. — А мне тоже нравится, это он хорошо придумал.

— В принципе — да, неплохо. Только, по-моему, ружье тут лишнее. Ленский не охотник, а поэт.

— Одно другому не мешает, — резонно заметил Ваня.

— Ну, может быть. Посмотрим. Но ружье в прологе — оно, понимаете, обязывает. С чего бы иначе оно там нужно?

— Понимаем, — сказал Саша задумчиво. — Если на стене висит ружье, оно должно непременно выстрелить. А если не будет стрелять, то не должно и висеть.

Вера обернулась к нему и серьезно кивнула.

— Ну хоть один человек сегодня в своем уме и способен здраво рассуждать, — сказала она с облегчением.

Комната за портьерой никуда не делась. Она была на том же месте и все так же гостеприимно распахивала перед ними чуть скрипящую дверь. АВОТиЯ сохранил их тайное убежище, как и память о Сёме. Видимо, остатки волшебства неравномерно распределены в пространстве, и старый добрый Славик не желал с ним расставаться и ревниво оберегал от спор апатии и беспамятства, носившихся в горячем летнем воздухе. Все-таки театр — особенное место. Здесь живут отголоски мелодий, тени голосов. И то, что больше голосов и мелодий, — неслышное дыхание, беззвучное эхо, летучая и неуловимая душа музыки.

Да, комната была на месте, об этом ему рассказали еще в Лондоне, предполагая обнадежить и обрадовать. И он сделал вид, что рад и доволен, хотя понятия не имел, что это означает и есть ли действительно причины для радости. Он все же спросил у них тогда: «И что, она по-прежнему никому не видна, кроме посвященных?» Саша вздохнул и признался: «Теперь видна. Ну то есть если кто-нибудь заглянет за эту портьеру, то увидит там дверь. Правда, редко кто заглядывает, но если обнаруживают ее там, то очень удивляются — как раньше не замечали?» — «И они могут туда свободно войти?» Ваня засмеялся и помотал головой: «Не-а, не могут! Мы там замок поставили, и ключи только у нас есть. Так что посторонних там все равно не бывает». Сёма удивился: «А что, там есть что-нибудь ценное?» Они переглянулись и задумались, словно вопрос застал их врасплох. «Кажется, ничего. Там мебель, лампа, чайник…» — «А зачем тогда закрываться на замок?» На это ему ничего не ответили, но он и сам понял: это отчаянная попытка спрятать и удержать то немногое, что осталось у них от супергеройского прошлого. Как будто дети построили себе шалаш в саду и настрого запретили взрослым приближаться к их тайному убежищу, хотя там всех сокровищ — старое одеяло да бутылка с лимонадом.