Лия - страница 23

Кто? Какая-то сопливая девчонка, напичканная тысячью капризов и бредовых идей, это взбалмошное и неуравновешенное существо? И кого! Меня?!

Ущемленное самолюбие обручем сдавило мне грудь. Я ускорил шаг, дав себе слово, что никогда моя нога не ступит на эту улицу…

— Это правда, Кристиан? Слышишь?.. Кристиан!

— Что? — вздрогнул он и оторопело посмотрел на меня.

Ну конечно, он не слушал, что я читаю.

— Все так и было?.. Что-то не верится. Разве это не аллегория?

— Не понимаю. Какая аллегория? О чем ты?

— Послушай внимательно. Я еще раз прочту, и ты поймешь…

«Вскоре, однако, я сказала себе, что нельзя отступать из-за сомнений. И решила сражаться за большую любовь. Однажды я заявила избраннику своего сердца, что ему не под силу нести сладостный груз моей любви. Еще я сказала ему, что мои сестры несчастны, а значит, и меня постигает та же участь. Но я пошла на это, желая разбудить его самолюбие. Я хотела, чтобы он попытался доказать мне обратное.

Моя логика может показаться странной, но, добрый мой мудрец, к чему только не прибегает девушка, чтобы стать счастливой!

Я понимала, что если уступлю (а такое искушение возникало), то он бросит меня, и если не подвергну его испытаниям, тоже потеряю его.

И тогда, мой господин, настал час моих мук — решительность покинула меня, ибо велик был соблазн завоевать его, но и желание заставить его страдать на расстоянии тоже было огромно. И тогда я вспомнила, как молила тебя, мой повелитель: «Не пробуждай любовь, пока она не придет сама». Ты внял мольбе, послушался меня и не настаивал, а он прикинулся глухим, эгоистом и не повел себя, как ты, с царским великодушием…»

— Ах вот в чем дело! — надменно улыбнулся он. — Не забыла все-таки…

— Значит, она говорит не в переносном смысле? — спросил я и в то же мгновение почувствовал, что бестактно зашел слишком далеко. Мне стало неловко, и я начал лихорадочно подыскивать возможность перевести разговор в другое русло, но сам Кристиан пришел мне на помощь:

— Может, еще по чашечке кофе…

— С большим удовольствием, — радостно ответил я и подлил ему горячего напитка.

Он отпил, аппетитно причмокнул губами, сощурив глаза от удовольствия.

— Значит, она не забыла… — еще раз повторил он, сделал второй глоток и спрятал чашку в ладонях.

Я молчал. Не настаивал. Понимал, что он заговорит сам, без напоминания.

В следующий момент его голос зазвучал неуверенно и с паузами, словно он рассуждал вслух.

— Значит, я набросился на нее… Уж не помню, как все произошло. Я поднялся в свой номер в гостинице. Теперь она плачется, что была вынуждена меня избегать… Но тогда она следовала за мной, словно тень. Даю тебе слово, я ее не звал. В номере она стала строить мне глазки, это ее слова: «Ну, дурачок, бери меня…» Ну, и… я, кажется, совсем обезумел. Ничего не произошло. Она не захотела. Такое случилось со мной только раз в жизни. С ней. Хоть режь меня, я ее не понимаю. Одной рукой она меня звала, другой — отталкивала. Что она хотела доказать? Не знаю. Но было ясно, она за версту почуяла, что я в нее влюбился, что ж еще было нужно?

— Кому?

Мой вопрос пришелся не к месту, но я все-таки задал его, потому что знал — он станет рассказывать о своем новом любовном приключении. Ему страшно нравится хвалиться своими победами, и из его слов выходит, что ни одна женщина не может перед ним устоять.

— Лии, кому же еще! — ответил он изумленно и посмотрел на меня широко раскрытыми глазами.

— Видно, она тебе не доверяла.

— С чего ты взял?

— Смотри, что она пишет дальше…

Он уткнулся подбородком в грудь и приготовился слушать. Морщинка между бровей углубилась, губы поджались, а на скулах нервно заиграли желваки.

Она мне не доверяла… Но как же тогда она осмелилась войти в мой номер? Если бы она мне не доверяла, она бы никогда не пришла. Ведь она не была из легкомысленных. Подожди… но как все произошло? Да, к тому времени я закончил ревизию на заводе, осталось только составить акт, а на мясокомбинате, на основе собранных мной материалов работали уже эксперт и следователь. Мои подозрения оправдались. Агафья Митрофановна на пару с буфетчицей плела свои махинации в течение четырех лет. За это время они положили в карман около тридцати тысяч рублей чистыми. Даже не верилось, что именно я все это обнаружил. Каждый раз, когда буфетчица посылала пустые баночки на молокозавод, в квитанциях, которые у нее оставались, она добавляла единичку перед числом баночек и за сто посланных рассчитывались как за тысячу сто. Разницу делила с Агафьей Митрофановной. И ни одному ревизору не приходило провести встречную сверку документов на этих двух предприятиях. А подозрительно большое число баночек они объясняли тем, что, мол, получали пустую стеклотару от населения, и таким образом выходили из затруднительного положения. Если бы я тогда не пошел обедать в столовую, если бы не услышал случайный разговор женщин, кто знает, может, им удалось бы и на этот раз выйти сухими из воды. Тогда я понял, что настоящий ревизор, помимо знаний, должен обладать тонкой наблюдательностью. В первый раз я получил удовольствие от моего ремесла.