Ловля ветра, или Поиск большой любви - страница 52
Здравствуй, Лена!
Утро. Спешу на работу. Точнее нет — не спешу. Иду, наслаждаясь чудесной погодой. Мороз ослабил свою хватку, температура поднялась до нуля, и воздух, мягкий и влажный, ласкает кожу.
Навстречу развинченной походкой идет сосед. Он высокий, худой, из-под меховой шапки видны сосульки русых волос и широченная улыбка. Холщовая сумка на длинном ремне по-простецки надета накрест, будто собрался он в дальний путь или побираться Христа ради. Вид неряшливый, но удивляться этому не приходится: граница между Украиной и российским Крымом пролегла аккурат через его семью. Жена Виктора родом с Западной Украины, там и осталась с двумя дочерьми. А он здесь живет бобылем. Но не унывает. Блаженная эта улыбка всегда играет на его лице. Поравнялись.
«Здравствуй, Лена!» — «Здравствуй!»
Да, именно так. Лена. Первые несколько лет нашего знакомства я поправляла Виктора, порой даже в сердцах: «Не Лена, а Оля!» А после обвыкла и уже, как видите, откликаюсь. Рассудила, что княгиня Ольга во святом Крещении была именно Еленой, и успокоилась.
«Лена, тебе мед нужен? Я с Украины привез…», «Лена, свет у тебя есть, а то у меня что-то погас…» — и так далее.
Но с бесконечным удивлением заметила, что и другие, если нетвердо знают мое имя, называют непременно Еленой, и никак иначе.
За окном десятиградусный мороз, что для Крыма большая редкость. Мелодичный звонок дверного колокольчика. Спешу открыть. Моя пожилая подруга, закутанная, в варежках грубой вязки («еще мама вязала!»): «Ой, пустите, Христа ради, погреться! Читала Псалтирь в храме, окоченела совсем».
Впускаю, раскутываю, ставлю чайник на огонь.
«Смотри-ка, что я нашла на дороге, прямо под ногами! Подняла, а это княгиня Ольга как раз! На-ка вот!» И смотрит на меня радостно, морщинистые щеки разрумянились.
Беру холодную маленькую иконку, всматриваюсь, прикладываюсь благоговейно, дивясь непостижимости происходящего.
Не княгиня Ольга изображена на иконе, а вовсе даже царица Елена. Небольшая дорожная иконка с благословением. Сама ко мне пожаловала. Вот ведь как бывает…
Мелочи жизни
Они много ругались. Потому что молодые. Потому что только поженились. Потому что из разных, очень разных семей происходили.
Он говорил: «Молоко для пюре надо подогревать. Моя мама всегда так делает».
Она говорила: «Слушай, ну это же неважно! Так есть хочется, смотри уже одиннадцатый час — спать пора, а мы еще не ужинали! Пока его подогреешь…»
В самом деле, учились оба на вечернем, приходили домой очень поздно…
В другой вечер он говорил: «Что, опять яичница?.. Не-е-ет, у нас в Союзе не двести тринадцать (он любил статистику) яиц в год приходится на душу населения, а гораздо больше!»
Она молчала. Она сонно жевала яичницу.
Еще он говорил: «К полотенцу надо пришить петельки, тогда удобно будет вешать его на гвоздь…»
А ей с петельками как раз не нравилось. Это как пришитые к старушечьим тапкам резинки.
И борщ без сметаны есть отказывался, потому что, говорил, это и не борщ вовсе, и кашу пшенную, потому что в доме его мамы ее никогда не ели, ну и так далее.
И краситься он просил ее так, чтобы глаза, ну, как бы это сказать… круглые были что ли… «…Как у твоей мамы!..» — ехидно парировала она.
В общем, ругались…
Много позже, проводя зимние месяцы в Гурзуфе со своим вторым мужем, она наблюдала, как февральские шторма обтачивают гравий, день и ночь, день и ночь. Гравий высыпали с огромных грузовиков на береговую линию. И к курортному сезону это уже были круглые окатыши, галька. Так и они с первым мужем притирались. Ссорились по малейшему поводу. «Ну это же такой пустяк, мелочь совсем!» — не выдержав, взрывалась она. «Из мелочей состоит жизнь», — наставительно говорил молодой муж и поедом ел ее, юную неумеху, которая и в самом деле ничего не смыслила в хозяйстве, и ни в какое сравнение не шла с его матерью.
Ей повезло. Второй брак оказался удачным. Муж — великодушный человек — ел все, что ему подавали. Она только через полгода после свадьбы узнала, что больше всего любит он первые блюда. Не любит мясо, но зато очень любит фрукты.