Ловушка у Чилганьи - страница 2

Куропач присел, развернулся и со всех ног бросился в голубичник. Следом, путаясь в траве, устремился и его выводок.

Придерживаясь руками за стебли растущего по откосу вейника, взбираюсь наверх. Вдоль обрыва проложена широкая тропа. В каком-то метре от нее под невысокой корявой лиственницей постель из свежих веток. С наслаждением растягиваюсь на ней. Здесь ничуть не хуже, чем на моих матрацах. Переворачиваюсь на живот, и в нос ударяет запах псины. Вернее, не псины, а чего-то очень похожего. Настороженно оглядываюсь и только сейчас обращаю внимание, что рядом с лежанкой нет кострища. К тому же на стоящем у изголовья дереве целы все веточки. Не тронуты они и на соседних деревьях. Получается, всю эту постель принесли со стороны. Осматриваю ветки, ствол дерева и замечаю приставший к шероховатой лиственничной коре длинный волос. Наверное, медведь не один раз отдыхал на этой лежанке. Место открытое, налетающий от реки ветер разгоняет мошкару, охотнику подкрасться трудно. По одну руку крутой откос, по другую — чахлый, просматривающийся насквозь лиственничник. Интересно, откуда он принес ветки? Постель довольно толстая, ни одного грубого сучка. Никогда не думал, что медведи устраиваются с таким комфортом.

Осматриваюсь еще раз и поднимаюсь с медвежьего ложа. Недалеко от берега из воды выглядывает большой серый камень. Раз за разом вскипают возле него буруны, и на поверхность выглядывает красный плавник или большая рыбья голова. Это три крупных самца сражаются за место у небольшой самочки. Она прижалась ко дну.

Закидываю блесну, все три дружно кинулись к ней, и вот уже трехкилограммовый самец заиграл на сплетенном из доброго десятка лесок шнуре.

Он действительно очень красив в своем брачном наряде: красный живот, покрытые алыми разводами бока, крутой горб и тяжелый крючковатый нос. По всему телу «пожарника» разбросаны темные пятна, словно он и вправду побывал в огне.

Наверняка можно было поймать рыбы сколько угодно, но куда она мне? На уху за глаза хватит и этой. Еще раз окидываю взглядом плес и тороплюсь готовить завтрак.

На стане лесозаготовителей пусто. По всему видно, они покинули его уже давно. Воткнутый в чурку топор успел покрыться ржавчиной, стол с лежащими на нем мисками припорошен лиственничной хвоей. На оставшемся от палатки каркасе дремлет кедровка. Наверное, лесорубы подкармливали эту птицу, и она по старой памяти явилась за угощением. В заросшем осокой ручейке россыпь пустых консервных банок, покрышка от автомашины, сорокалитровая фляга с дырявым дном. Несколько в стороне прикрытый тряпками дизель, десятка три бочек. Дальше простирается заросшее чахлыми лиственничками кочковатое болото. За ним уже Чилганья. Ее русло можно угадать по высокой гриве тронутых осенью ив и тополей.

Стоянка мне не понравилась сразу. Все захламлено, и вообще вид унылый. Ни шума реки, ни ветерка. В теплую погоду здесь самое комариное царство.

Оставляю рюкзак на столе и по одной из разбегающихся во все стороны тракторных дорог направляюсь к Чилганье. Не успел пройти и сотни шагов, как наскочил на глухариный выводок. Беспечные птицы разбрелись по голубичнику, увлеклись ягодами и прозевали меня. Я чуть не наступил на крупного, похожего на индюка глухаренка. Он испуганно вспорхнул, пролетел всего лишь чуть-чуть и неуклюже сунулся в кусты. Я понял, что залез в самую середину выводка. Справа, буквально рукой подать, вытянув длинные шеи, на меня в упор смотрят две глухарки. Чуть дальше, но уже с другой стороны, ко мне повернулись четыре головы, и еще одна выглядывает из-за выросшего рядом с тракторной колеей куста.

Наконец Чилганья, длинная галечная коса. В ее конце небольшой завал из десятка вырванных с корнями деревьев, чуть дальше клокочет бурунами крутой перекат. Берег реки скрыт густым тальником. Спускаюсь к воде и замечаю рыбака. Стоит среди переката и машет длинным удилищем. Поднимаю отвороты сапог и по приплеску иду в его сторону. Рыбак заметил меня, но к берегу не торопится. Подхожу ближе, он кивает и кричит:

— Подожди минутку, только что еще один прыгал!