Лучше умереть - страница 18

  — Я тоже.

  Норимов кивнул, задумавшись. «Спасибо за это».

  Виктор ничего на это не сказал.

  Сергей стоял рядом, позади Виктора. В пределах досягаемости, если ему нужно.

  Справа от Норимова на мягкой скамейке сгорбилась молодая женщина лет на двадцать пять моложе его. Она была едва одета и сильно накрашена. Ее подбородок был близко к груди. Она не поднимала глаз, но Виктор мог видеть, с какой борьбой она пыталась удержать веки от закрытия. На дне стакана для мартини, стоявшего перед ней на столе, лежало несколько миллилитров космополита с кусочком жженой апельсиновой цедры.

  — Дайте нам немного уединения, — сказал Норимов Сергею.

  Он колебался. — Вы уверены, босс?

  — Я так сказал, не так ли? Он не стал ждать ответа. — И возьми с собой Надю.

  Виктор отошел в сторону, пропуская Сергея, одной рукой он обнял Нади за тонкую талию и держал ее так же легко, как атташе-кейс. Она издала тихий шепот, но ни слова не сорвалось с ее губ. Ее руки и ноги свисали так же свободно, как и волосы.

  — Очаровательная леди, — сказал Виктор, пересаживаясь на мягкую скамью напротив Норимова.

  Русский откинулся на спинку кресла, тем самым дав Виктору первое представление о своем настроении: он инстинктивно отстранялся, потому что боялся. Или притворяется. Испуганный или расчетливый и манипулятивный. Не было никакого способа узнать.

  «Ненавижу такие бары, — сказал Норимов. «Мы восприняли претензии Запада с тревожным удовольствием. Бар должен быть отверстием. Это должно быть темное, убогое место, полное вонючих волосатых мужчин. Вы должны идти туда, чтобы напиться, поболтать и подраться, а не потягивать коктейли и позировать полуголым». Он вздохнул. — Я не думал, что ты придешь.

  'Ты уже говорил.'

  — Примите это как показатель моего удивления, что вы здесь. Я никогда не думал, что увижу тебя снова.

  — Ты сказал что-то подобное, когда мы в последний раз встречались.

  'Я сделал?' Он снова вздохнул. «Ты еще этого не знаешь, и никто никогда не говорил мне в твоем возрасте, но в конце концов ты достигнешь точки в жизни, когда у тебя не будет новых мыслей; вы не испытываете никаких новых ощущений. Все, что вы делаете, все, что вы говорите, вы делали и говорили тысячу раз раньше. А потом у тебя есть унижение провести остаток своих дней как заезженная грёбаная пластинка».

  Он отодвинул стакан с мартини в сторону, используя тыльную сторону ладони по той же привычке, что и Виктор. Других стаканов на столе не было.

  Норимов сказал: «Прошу прощения за язык».

  'Не нужно.'

  — Я забыл, как ты к этому относишься. Мне искренне жаль.

  — Это не имеет значения.

  — Что ты говорил? Ругань – это выражение гнева. Когда мы клянемся, мы признаем, что потеряли контроль. Что-то в этом роде, верно?

  'Что-то такое.'

  — Тогда это звучало как чепуха. Я не уверен. Возможно, вы правы. Кстати, у тебя по-прежнему отличный русский. Я думал, что это могло пострадать из-за твоего отсутствия.

  Виктор не стал комментировать. Он поймал взгляд официантки, которая закончила обслуживать соседний столик, и жестом подозвал ее. Он сказал Норимову: «Ты не против, если я поем?»

  Русский выглядел потрясенным, но покачал головой. «Ты никогда не перестанешь меня удивлять, но будь моим гостем».

  — Привет, — сказала официантка.

  Виктор сказал: «Могу ли я угостить вас бифштексом, пожалуйста?»

  'Конечно вы можете. Как вы хотите, чтобы это было приготовлено?

  «Очень редко».

  Официантка подняла на него брови. « Очень редкий?»

  — Если он еще не мычит, то я отсылаю его обратно.

  Она улыбнулась, но он не знал, считает ли она его забавным или сумасшедшим. Любой из них был приемлемым. — Что-нибудь выпить с этим?

  — Черный чай и большая бутылка бурбона — все, что дешевле. Нет льда.

  Она нацарапала заказ в блокноте. 'Конечно.'

  Норимов покачал головой, когда она повернулась к нему лицом. После того, как она ушла, он сказал Виктору: «Нет причин засиживаться в трущобах. Пей что хочешь. Я получу счет. Я планировал покрыть все твои расходы. Если хочешь, можешь выпить бутылку.