Лучшие Парни - страница 7
— От него хоть что-нибудь осталось? — Селени требовательно спрашивает. Я тихонько покашливаю в свое плечо.
Беррил поднимает палец, чтобы поправить помятый воротник.
— Не уверена, — я наконец-то признаю. — Там будто извержение было. Даже на стены попало.
— Как и на ваши лица, очевидно, — Селени смотрит вниз, будто до неё только что дошло, что на нашей одежде и коже действительно есть частички трупа. — О, Боже, — ее щека снова подергивается. — О, нет.
— В свою защиту могу сказать, что газы в животе могут накапливаться и…
Глаза Берилла чуть не выпадают из глазниц. — Газы, вы серьезно мисс
Теллур? Может, будете говорить тише?
Впрочем, в этом не было необходимости, потому что Селени начала заливаться таким пронзительным хохотом, что заставила наблюдавшую кучку детей глазеть еще сильнее. Даже несколько продавцов оборачиваются, чтобы посмотреть, пока их посетители колеблются между выбором покупок от кожаных ботинок до объедков.
— Мисс Лейк! — Берилл говорит это своим вторым устрашающим голосом, который он обычно использует для таких вещей как открытые локти, свободомыслие и каждый раз, когда я говорю о нижнем белье. — Я не вижу в этом ничего смешного, а так же в том, что наши лица в этой жидкости. Я непременно хочу пойти домой и принять ванну.
— О, Боже, Берилл! — Селини начинает отходить назад от повышающегося количества любопытных глаз, но внезапно доносится голос из магазина напротив нас.
— О, Селениии! А я всё думаю, ты или не ты!
Я замерла. Мне не нужно видеть владельца, чтобы узнать, кому он принадлежит. Она замужем за одного из владельцев бумажных магазинов в городе, к кому мой дядя привел меня на стажировку два лета назад. Дама протиснулась между двумя прилавками, держа в охапке свежие яйца.
— Твоя мать получила карты, которые она заказывала, дорогая? Наш посыльный отнес их в поместье.
Селени как всегда придает своему голосу оживленность:
— Да, миссис Холдер. Моя мама получила их этим утром, спасибо. Рада повидаться с вами!
— О, ну что ж, хорошо. Я бы хотела услышать, все ли ей понравилось. Если да, то возможно, она могла бы упомянуть об этом друзьям твоего отца в парламенте, — дама делает достаточно длинную паузу, что мне кажется она закончила свою речь, но я ловлю ее взгляд на себе и Люте. Я задерживаю дыхание, но ее действия не меняются, она только поправляет свою ношу в руках, будто предлагает, чтобы мы несли это вместо неё. Когда мы ей этого не предлагаем, она, очевидно, передумывает и отворачивается. Я позволяю себе расслабить плечи, но она останавливается, и что-то меняется в выражении её лица, пока женщина поворачивает назад в нашу сторону. Она делает шаг еще ближе, и мои легкие вонзаются мне в спину.
— Мисс Теллур, — резко говорит она. — Я еле узнала вас.
Она вглядывается в мои вещи, затем всецело на нас и нахмуривается. — Юная леди, не хотелось бы рассказывать родителям юного Винсента о том, как вы проводите свое время. Не думаю, что они бы это одобрили, — она надувает губы, будто хочет еще что-то добавить и верит, что этим она делает мне одолжение. Но вместо этого, к счастью, она крепче сжимает руки вокруг своих покупок и больше ничего не говорит. Просто разворачивается и уходит, оставляя меня сгорать от стыда внутри, что отражается на моем лице при упоминании Винсента и понимании какими следующими могли бы быть ее слова.
То, что молодая женщина, сидящая посреди рынка — это соответствующее поведение, то же касается и Селени, у нее есть перспективы. Но для меня? Это еще одно доказательство того, что я не смогла удержаться в ученицах магазина «изящных писем и рукописей» ее мужа. «Апатия неприемлема для женщины любой должности», — сказала она клиенту в моем присутствии за день до того, как меня выгнали.
Селени бросает на меня взгляд, в котором читается, что если бы это не раскрыло мой секрет — это никогда бы не считалось апатией. Эти слова и письма нарушали порядок в моей голове столько, сколько я себя помню, и чистка лотков на стеллажах с письмами день ото дня, только подогревало возможность случится неразберихе. Я путала договора слишком много раз и меня уволили спустя две недели.