Лук для дочери маркграфа - страница 24

Улль рассказал много нового и засыпал Такко именами и подробностями. Оказалось, что всё началось лет двадцать, а то и двадцать пять назад, когда были живы родители нынешнего маркграфа, а сам он только начинал задумываться о женитьбе. Первым осквернили одно из старейших захоронений управляющего замка. Сначала решили, что земля осела от времени, но, подойдя ближе, заметили раскиданные вокруг влажные комья. Похитители пытались замести следы, но то ли спешили, то ли утомились рыть тяжёлую лесную почву.

Только утихли пересуды, как пострадала могила конюха, погибшего за месяц до того. Затем года три было тихо, но после разорители вернулись, осквернив пристанище писаря, скончавшегося полвека назад. Шум был изрядный; старый маркграф даже хотел писать в столицу, чтобы прислали императорских дознавателей, но то ли письмо не дошло, то ли в просьбе было отказано, но расследование не состоялось. Всё затихло ещё года на четыре, после чего разорили одну из старых безымянных могил, и снова дело замяли, так как молодой маркграф собирался осенью жениться и вся округа готовилась к торжеству.

Затем в замок прибыла госпожа Малвайн и начала благоустраивать свои новые владения. Один за другим умерли родители маркграфа, родилась Агнет, и в деревне уже начали забывать страшную историю, когда округу потрясли известия о новых преступлениях. Вскрыли ещё две старые могилы: молодой прачки и ученика переписчика замковых книг. Обе — в ночи осеннего равноденствия с перерывом в один год. А ещё через год — было это без малого шесть лет назад — маркграф объявил охоту на копателей.

Улль, уставившись невидящими глазами в озеро и комкая подол рубахи, рассказывал, как с наступлением темноты все дееспособные мужчины, вооружившись острыми кольями, окружили кладбище. В самый тёмный час послышался звон лопаты о камень, и крестьяне, запалив факелы, с криками ринулись через ограду под предводительством маркграфа. В ту ночь не пострадала ни одна могила, но случилась куда большая беда — мало того, что не поймали преступников, так ещё и пропали пятеро, и не нашли ни костей, ни обрывков одежды, ничего.

…Они бежали, спотыкаясь о вросшие в землю камни и стягивая вокруг преступника огненное кольцо. Остро пахло смолой, факелы трещали и бросали искры, травы под ногами источали пряный аромат. А у входа в семейный склеп стоял сам маркграф с факелом в правой руке и мечом в левой, готовый свершить справедливый суд.

— А могилы на деревенском кладбище, получается, не пострадали? — спросил Такко, с трудом вынырнув из столь живо представившейся картины.

Улль, давно уже притихший и тащивший лохань обеими руками, даже головой замотал, уронив капюшон на нос.

— Нет, ты что. Наших никто не трогал.

Наших. В том-то и дело, что обидели не своих мёртвых, а чужих. Разорили бы хоть одну могилу на деревенском или городском кладбище — жители не стали бы терпеть, и толпа с кольями и факелами ринулась бы прямиком к замку. Кому ещё и отвечать за преступление, как не хозяину земли, на которой оно случилось? А так мертвецы были чужие, оттого только посудачили и порешили обходить кладбище стороной.

— А захоронения в усыпальнице?

— Тоже не тронули.

Такко остановился и опустил лохань на тропинку:

— Отдохнём.

— Комары сожрут.

— До костей не обглодают. Скажи, а неужели дознавателей больше не звали?

— Звали, когда наши пропали, только те ничего не нашли. Пока они добрались, мы сами прошли лес вдоль и поперёк и озеро проборонили. Дознаватели-то приезжали, и маркграф их хорошо принял: жена его сама встречала, егерь по лесу водил, чтобы не заплутали, и сам он с ними ездил…

— А егерь тот жив? — уцепился Такко за ещё одного свидетеля. — Он же и в охоте участвовал, да?

— Да, только… В общем, мы из-за него в лес поодиночке и не ходим. Пропал он, и тоже ни слуху ни духу.

— Когда пропал?

— Года через два после всей этой истории. — Улль помялся, огляделся вокруг и понизил голос до шёпота: — Мать говорит, он до сих пор в лесах прячется. Брови на переносице сросшиеся, сам в красном плаще, и кто его встретит, из лесу не вернётся…

— Это ты уже хватил, — рассмеялся Такко. — Оборотни в красных плащах только за девками гоняются, которые в года входят. Нам-то чего бояться? А егерь ваш старый был? Может, подался в бега от долгов или с чьей-нибудь вдовушкой не поладил?