Лукьяненко - страница 15
Прознал я тем часом потихоньку, что земли отдавало наше общество в аренду. Сначала какому-то крестьянину, как значилось по документам, Мазаеву, а потом нашелся купец темрюкский, Добровольский по фамилии, кажется. Да что тут за черт, думаю? Крутишься, крутишься, а все на месте — как встал, так и сел. Оно бывает так — только ноги укрыл — голове холодно, и так без конца и краю. Надумал я вот что. Попросил для начала общество наше станичное дать мне в аренду хоть какой пай на том отселке. Уважили, правда, пошли навстречу. Деньжата у меня к тому времени уже подсобрались, не скрою. Ну я в дело их и пустил. Семян надо было подкупить — достал, батракам за все лето выплатил. Вот тебе и деньги. Как вода, — сокрушенно вздохнул он. — Так вот, поехал я туда, значит, — продолжал Савченко, — чтоб не сбрехать вам, перед самым воздвиженьем. Ну да, в это время. Стал на токах хлеб просматривать. А он лежит — зерно к зерну, глаз не нарадуется. Батраки, дай бог им здоровья, не подкачали, на честность потрудились. Платили им хорошо, кормил, денег не пожалел. Чего ж им еще?
Вижу, тут самому не управиться, надо оценщика по хлебу вызывать е ближней станицы. Когда тот приехал, покопошился в ворохах и тут же выдал мне квитанции о сделке, слова не сказал.
Так вот в кассу правления в тот год я внес положенную сумму по векселям, о чем и оповестил станичный сбор. Чтоб знал народ — Савченко никого не обобрал, со всеми в расчете.
Оно, оказывается, присмотреться только надо — и на всем копейку можно иметь. А на своем кошу много не наработаешь, всех дырок не закроешь.
Вот в этом, к примеру сказать, году я посеял еще с осени люцерну — там, под Красным лесом. Неплохая пошла, грех жаловаться. Сдал я ее городовикам[4] на укос. Нм, как известно, земли по нашим законам не положено иметь, а тут сами видите — и людям польза, и себя в обиде не оставил.
Остановив свой рассказ и на миг вслушавшись в ход разбирательства, Савченко закончил так:
— Думаю, неплохо мельницу теперь паровую поставить, а может статься, и дело какое заведу. Не знаю пока, ни на чем еще не остановился.
А хлопцам Сибирь пахнет. Я спрашивал сегодня знающих людей, поверьте мне. Да, Сибирь…
Делу — время, потехе — час. Сколько ни запускай бумажного змея, как ни гоняй голубей, а время подходит и спрашивает свое. Приходит пора, и родителям надо решать извечную задачу. Надо ведь подумать о том, что скоро возьмешь свое чадо за ручку и поведешь в школу. И кончится, считай, с этого мига детская пора, и пойдут новые хлопоты.
Дивно Павлуше после степи, после станичной окраины с ветряками на толоке да белой от пыли дороги увидеть вдруг огромное, из красного кирпича сложенное здание. Стоит оно двухэтажное, с высоченными окнами и потолками такими, что, кажется, по классам на коне можно свободно ездить. А сколько детей, таких же, как и они с Васильком? Почему он их никогда не видел раньше?
Трудно сказать теперь, как учился Павлуша первые два года. А вот что касается его первого учителя, то с ним детям не повезло. Таковым оказался Сергей Тихонович Майоров, по замечанию В. П. Лукьяненко, старшего брата, бывший «свирепым человеком». В каждом ученике он видел чуть ли не преступника, жестоко наказывал за малейшую шалость, неприготовленный урок, за малейшее нарушение школьного распорядка. К счастью, этот наставник пробыл у Павлуши всего один год, и заканчивал он двухклассное училище уже без него.
Чем ближе подходил конец учения, тем тревожнее становилось на сердце у Пантелеймона Тимофеевича. Он все еще никак не мог решиться, что же ему делать с младшими сынами. Пусть старшим, Николаю и Петру, не пришлось учиться. Оба младшие завершают учение. Есть у него одна потаенная мысль, но пока что о ней оп и слова никому не говорит. Одному десять, другому двенадцатый год пошел. Васю пора в казаки готовить. Отец уже заказал, шьют малолетку сапоги, черкеску, шапку. Кинжал купил. Пусть готовится — скоро будет участвовать в парадах потешных и других церемониях.
О Павлуше отец тоже как будто подумал. Скорее всего он останется дома, на «батьковщине», призыву он подлежать не должен по закону. К тому времени отец с матерью станут старенькими, кто ж их досмотрит, как не младший в семье?