Лунный бог - страница 6
Тем не менее Церен не отрицает возможности реального существования Иисуса из Назарета, «сына плотника», «мечтателя из Галилеи», преисполненного желания освободить свой народ от ига иноземных поработителей, принеся себя в жертву, как это сделал задолго до него мифический герой и мученик Самсон.
В самом начале книги автор заявляет, что ответ на вопрос о том, жил ли в действительности Иисус из Назарета, не имеет решающего значения (как положительный, так и отрицательный). Последующие страницы он посвящает рассмотрению всех тех компонентов, из которых могло сложиться представление об Иисусе Христе как спасителе, искупившем своей смертью грехи всего человечества. Церен ищет эти компоненты как в христианской, так и в языческой мифологии, восходящей к доисторической эпохе, углубляясь в дебри первобытных религиозных представлений и обрядов и извлекая оттуда дополнительные аргументы для подкрепления тезиса о том, что Иисус Христос по сути своей такое же мифическое существо, как, скажем, Син — бог луны у древних шумеров и вавилонян или Тот — лунное божество древних египтян, в отношении которых никогда не вставал вопрос о реальности их исторического существования.
Почему же встал этот вопрос в отношении Иисуса? Церен, несмотря на то что он мыслит реалистически и стремится быть исторически объективным, попадает в «евгемерическую ловушку»>[3]. Невзирая на весьма критическое отношение к евангельским текстам и другим памятникам раннехристианской литературы, он допускает возможность того, что в первой половине I в. н. э. в Иудее, находившейся под властью римского наместника, был казнен маленький незаметный проповедник одной из многочисленных сект, существовавших в то время в Иудее, смерть которого, совпав с лунным затмением, вызвала к жизни массу слухов и легенд. Они легли в основу религиозного мифотворчества и превратили незначительную и безвестную личность в великую мистическую фигуру основателя новой религии и спасителя рода человеческого.
В связи с этим представлением об Иисусе Христе небезынтересно напомнить о дискуссии, возникшей несколько лет назад между двумя историками христианства, стоявшими на позициях марксистской методологии.
В предисловии к книге «Происхождение христианства» А. Робертсона, английского ученого и коммуниста, советский историк С. И. Ковалев, давая общую высокую оценку работе, написанной на основе марксистского понимания исторического процесса, поставил в вину автору признание «рационального исторического зерна» в евангельских мифах, признание реальности существования Иисуса из Назарета. С. И. Ковалев изложил существующую в советской исторической науке точку зрения на развитие образа Иисуса Христа от фантастического сверхъестественного существа из Апокалипсиса — к человеку. А. Робертсон, отвечая на возражения С. И. Ковалева в послесловии ко второму изданию «Происхождения христианства» на русском языке, все же не отказался от мысли, что рациональное зерно «следует искать в социальных движениях, имевших место в Палестине в I веке н. э.». «Вокруг распятого вождя этого движения (движения ессеев>[4]) или, что более вероятно, вокруг слившихся легенд о нескольких вождях был создан первоначальный евангельский рассказ»>[5], — пишет А. Робертсон. И далее: «Речь идет не об обожествленном человеке. Речь идет и не об очеловеченном боге. Речь идет, как я пытаюсь разъяснить, о двух противоположных движениях: 1) о народном мессианизме, движении, которое „связывалось с именем то одного, то другого вождя и было в состоянии пережить смерть многих из них“, — одним из таких вождей был Иисус Назарянин, и 2) о мистическом культе „Христа Иисуса“, пропагандировавшемся Павлом и другими для противодействия народному мессианизму. Речь идет… об этих двух противоположных движениях… сливающихся в одно для того, чтобы выжить»>[6].
Аргументацию Робертсона в пользу «рационального зерна» евангельских мифов приводить здесь подробно нецелесообразно, поскольку есть возможность отослать читателя к его книге, вышедшей у нас двумя изданиями. Следует только отметить, что в концепции происхождения христианской религии признание исторической реальности Иисуса Христа у Робертсона не играет сколько-нибудь значительной роли, и в этом отношении позиция Церена, о которой говорилось выше, сближается с позицией Робертсона. Однако Робертсон, отталкиваясь от факта распятия реально существовавшего, с его точки зрения, вождя религиозного движения, дает глубокий анализ социально-экономических и политических условий, при которых могло зародиться и зародилось христианское вероучение как оппозиция низов, получившая религиозную окраску. Для Церена мучительная смерть Иисуса на Голгофе служит отправной точкой для углубления в дебри древнейших религий, в которых он ищет прототипы образу распятого в час лунного затмения, прослывшего благодаря этому богом. В погоне за этими данными Церен, может быть сам к тому не стремясь, в большой степени игнорирует свое собственное заявление о том, что важно не то, жил ли Иисус на земле и был ли распят, а то, как в его учении отражены исторические условия и чтó в него привнесено из мифов, легенд и древних народных верований. В центре книги Церена именно образ Иисуса Христа, а вопросы, связанные с зарождением христианства, с обстановкой той эпохи, отодвинуты на второй план.