Лунный камень - страница 52

Далее сержант расспросил меня, есть ли в доме крупные собаки, которые могли бы пробраться в комнату и смазать краску хвостом. Услышав, что это невозможно, он послал за увеличительным стеклом и рассмотрел пятно через него. Отпечатков кожи он не обнаружил. Все видимые признаки указывали на то, что краска смазалась от прикосновения платья. Показания Пенелопы, сопоставленные с показаниями мистера Франклина, указывали на то, что кто-то побывал в комнате и оставил след на двери между полуночью и тремя часами утра четверга.

Доведя следствие до этой точки, сержант Кафф обнаружил, что такой человек, как старший инспектор Сигрейв, все еще остается в комнате, и в назидание своему коллеге подытожил:

– Этот ваш пустяк, господин старший инспектор, – он указал на пятно, – несколько прибавил в значимости с того времени, когда вы последний раз обращали на него внимание. На данном этапе расследования, насколько я понимаю, нам необходимо прояснить три пункта, связанных с пятном. Первое: нужно выяснить, есть ли в этом доме платье со следами краски. Второе: нужно узнать, кому это платье принадлежит. Третье: нужно спросить у этой особы, как она оказалась в этой комнате и оставила пятно между полуночью и тремя часами утра. Если эта особа не даст удовлетворительного ответа, то нам не придется далеко искать руку, укравшую алмаз. С вашего позволения, я сам этим займусь и более не стану вас отвлекать от дел в городе. У вас здесь есть человек? Оставьте его на всякий случай, он может мне понадобиться. Всего доброго.

Старший инспектор Сигрейв очень уважал сержанта, но себя он уважал еще больше. Получив ощутимый удар от знаменитого Каффа, он, выходя из комнаты, не преминул ударить в ответ, насколько хватило сил.

– Своего мнения я еще не высказал, – промолвил господин старший инспектор своим обычным военным голосом. – Оставляя дело в ваших руках, я хочу сказать только одно, сержант: из мухи очень легко сделать слона. Прощайте.

– Не сложнее, чем вовсе не заметить муху, если слишком задирать нос. – С этим достойным ответом сержант Кафф отвернулся от коллеги и подошел к окну.

Мистер Франклин и я стали ждать, что будет дальше. Сержант смотрел в окно, засунув руки в карманы, и тихонько насвистывал «Последнюю розу лета». Позже я заметил, что он начинал насвистывать, только когда его мозг напряженно работал, дюйм за дюймом приближаясь к намеченной цели. Мотив «Последняя роза лета», видимо, помогал ему и ободрял его. Мне кажется, эта песенка соответствовала его характеру. Она напоминала ему о его любимых розах, да и насвистывал он ее так, что она превращалась в самую печальную мелодию на свете.

Отвернувшись от окна спустя пару минут, сержант вышел на середину комнаты и замер, в задумчивости глядя на дверь спальни мисс Рейчел. Через какое-то время он кивнул головой, как будто говоря «Ну все, довольно», и, обращаясь ко мне, попросил о десятиминутной беседе с моей хозяйкой, как только ее светлости будет удобно.

Выходя из комнаты с этим посланием, я услышал, как мистер Франклин задал сержанту вопрос, и остановился в дверях послушать, что ответит сыщик.

– Вы уже догадываетесь, кто украл алмаз? – поинтересовался мистер Франклин.

– Никто не крал алмаз, – ответил сержант Кафф.

Услышав этот поразительный ответ, мы оба вздрогнули и оба попросили его объяснить, что он имел в виду.

– Подождите немного, – ответил сержант. – Еще не все части головоломки сложились.

Миледи я нашел в гостиной. Когда я передал ей просьбу сержанта Каффа, она раздраженно поморщилась.

– Мне обязательно с ним беседовать? – спросила она. – Вы не могли бы поговорить с ним от моего имени, Габриель?

Мне это показалось непонятным, что, вероятно, отразилось у меня на лице. Миледи соблаговолила пояснить:

– Боюсь, у меня теперь немного расшатались нервы, – сказала она. – В этом лондонском полицейском есть что-то неприятное… Не знаю что. У меня предчувствие, что он принесет с собой хлопоты и беду в наш дом. Это очень глупо, и со мной такого никогда прежде не случалось, но это так.

Я не знал, что на это ответить. Чем больше я узнавал сержанта Каффа, тем больше он мне нравился. Открывшись мне, миледи тотчас взяла себя в руки, ибо, как я уже говорил, была женщиной решительной и мужественной.