Лунный камень - страница 7

Услышав все вышесказанное, вы, разумеется, спросите: как вышло, что мистер Франклин провел годы взросления не на родине? Отвечу: дело в том, что его отец имел несчастье быть ближайшим наследником герцогского титула и не мог этого доказать.

Если в двух словах, вот как это вышло.

Старшая сестра моей хозяйки вышла за славного мистера Блейка, в равной степени знаменитого своим богатством и судебной тяжбой с герцогом. Сколько лет он надоедал судам в своей стране, требуя изгнать герцога и передать титул ему, сколько адвокатских кошельков он набил, скольких невинных людей столкнул лбами, заставив спорить о том, прав он или нет, я даже не могу подсчитать. Его жена умерла, умерли двое из его троих детей, прежде чем суды наконец решили указать ему на дверь и отказались брать его деньги. Когда все было кончено и герцог остался герцогом, мистер Блейк осознал, что единственным способом расквитаться со страной за то, как она с ним обошлась, было не предоставить этой стране чести заниматься образованием его сына. Свои мысли он облек в такую форму: «Могу ли я доверять своим родным ведомствам после того, как мои родные ведомства повели себя со мной?» Добавьте к этому, что мистер Блейк вообще недолюбливал мальчиков, включая собственного, и вы согласитесь, что все это могло закончиться только одним.

Мистер Франклин был увезен из Англии и отправлен в заведение, которому его отец мог доверять, в такой замечательной стране, как Германия. Заметьте, что сам мистер Блейк при этом спокойно остался в Англии трудиться на благо соотечественников в парламенте и писать отчет о деле герцога, который до сегодняшнего дня остается незавершенным.

Наконец-то! Слава богу, я это рассказал, и теперь ни вам, ни мне не нужно больше забивать голову мистером Блейком-старшим. Оставим ему битву за герцогский титул, а сами займемся алмазом.

Алмаз возвращает нас к мистеру Франклину, благодаря которому несчастливый камень появился в нашем доме.

Наш славный мальчик, оказавшись за границей, не забыл нас. Время от времени от него приходили письма, иногда миледи, иногда мисс Рейчел, а иногда и мне. Перед отъездом он взял у меня взаймы моток лески, нож с четырьмя лезвиями и семь шиллингов шесть пенсов, которых я с тех пор не видел и уже не надеюсь увидеть. В письмах ко мне в основном говорилось о том, чтобы занять у меня еще, но от миледи я узнавал, как он живет за границей, став взрослым. Познав все, чему могли научить его немецкие университеты, он отправился к французам, а после них к итальянцам. Они, как представлялось мне, сделали из него универсального гения: он немного писал, немного рисовал, немного пел, играл и сочинял… подозреваю, беря при этом взаймы так же, как у меня. Состояние его матери (семьсот фунтов годовых) обрушилось на него, когда он достиг совершеннолетия, и прошло сквозь него, как сквозь решето. Чем больше денег он получал, тем больше ему было нужно. В кармане мистера Франклина была дыра, которую ничто не могло зашить. Куда бы он ни приезжал, его веселость и беспечность обеспечивали ему радушный прием. Жил Франклин там и сям, а адрес свой он любил указывать таким образом: «Европа, до востребования». Дважды он решал вернуться в Англию повидаться с нами, и дважды, не при вас будет сказано, какая-нибудь женщина вставала у него на пути и останавливала его. Третья попытка, как вы уже знаете со слов миледи, оказалась успешной. В четверг двадцать пятого мая мы должны были впервые узреть, в какого мужчину превратился наш милый мальчик. Он имел мужественный характер, был хорошего происхождения и, по нашим подсчетам, двадцати пяти лет от роду. Теперь вы знаете о мистере Франклине Блейке столько же, сколько знал я до того, как этот почтенный господин оказался в нашем доме.

В четверг стояла чудесная солнечная погода, миледи и мисс Рейчел, не ожидая мистера Франклина до ужина, отправились на обед к каким-то живущим по соседству друзьям. Когда они уехали, я пошел осмотреть спальню, приготовленную для гостя, и нареканий у меня не возникло. Затем, будучи не только дворецким, но и экономом (по собственной просьбе, заметьте, поскольку мне было неприятно, чтобы кто-нибудь кроме меня мог распоряжаться ключом от погреба покойного мистера сэра Джона), я взял бутылку нашего знаменитого кларета «Латур» и вынес ее на теплое летнее солнышко, чтобы напиток прогрелся до ужина. Вознамерившись и себя подставить теплому летнему солнышку – то, что хорошо для старого кларета, хорошо и для стариковского тела, – я взял плетеный стул и вышел на задний двор, но там меня остановил звук, похожий на приглушенный барабанный бой, который доносился с террасы, расположенной перед комнатами миледи.