Любимый ученик Мехмед - страница 4

Мехмед с надеждой ждал отцовского приезда, но как только предстал перед родителем, то не выдержал, сам всё испортил, высказал то, что накопилось в сердце за минувшие годы. Отец пришёл в ужас от подобной невоспитанности и призвал муллу Гюрани, чтобы мулла занялся воспитанием будущего султана.

Следующая встреча с отцом состоялась, когда Мехмеду исполнилось двенадцать. Принца привезли в Эдирне, и тот полагал, что теперь всё наладится. Он искренне раскаивался в своей выходке годичной давности и даже принёс извинения, но отец, не прожив с сыном под одной крышей и двух месяцев, отправился в Манису, чтобы отдохнуть там некоторое время от государственных дел, а затем совершить военный поход в Азию.

— Теперь ты султан вместо меня, — сказал родитель.

Правление Мехмеда длилось недолго. Владыки северных стран нарушили недавно заключённое перемирие и пошли войной на Турцию. Отец Мехмеда вернулся, чтобы отразить их нападение, и сумел, но сына не взял с собой на войну, а по окончании военных действий опять удалился в Манису. Мехмед снова остался в Эдирне один.

Однако и это длилось недолго. Прошло менее двух лет, а затем великий визир Халил-паша уговорил отца Мехмеда вернуться, потому что сын «не способен править», «все дела в беспорядке», и тогда отец Мехмеда вернулся в Эдирне, снова принял власть, а самого Мехмеда сразу отослал всё в ту же Манису.

Принц почти смирился с мыслью, что никогда не сможет угодить отцу, никогда не сможет заслужить его любовь, из-за чего ненависть только крепла. Это становилось всё более мучительно — чувствовать любовь и ненависть одновременно.

Временами Мехмед забывал, что ненавидит, но когда в очередной раз встречался с матерью и сознавал, что сам находится в таком же положении, как она — положении покинутого человека, чья любовь безответна, — то начинал ненавидеть отца с прежней силой.

Андреас никогда бы не подумал, что Маниса — такое захолустье. Город, укрывшийся в тени огромной горы, сам казался совсем не большим. Красивые дома в нём можно было перечесть по пальцам, да и рыночная площадь с лавками по соседству выглядела бедновато.

Дворец в Манисе раскинулся посреди города и отделялся от улиц высокой каменной стеной. Наверное, всё-таки следовало подъехать к дворцу по главной улице, на которую смотрел главный вход, но старик-возница решил срезать путь, а в итоге ничего не выгадал. Повозка быстро достигла дворца, но долго-долго ехала вдоль каменной ограды прежде, чем показались огромные деревянные ворота, украшенные большими круглыми шляпками гвоздей, вбитых так, чтобы получился незамысловатый узор.

Андреас проворно соскочил с повозки и хотел постучать, но тут откуда-то сверху раздался голос, весьма грубо крикнувший по-турецки.

— Здесь нельзя стоять! Следуй мимо, чужестранец!

Оказалось, из-за верхнего края стены высунулся стражник в шлеме луковичной формы, вооружённый копьём и выглядевший грозно, однако Андреас совсем не думал его бояться, а ответил тоже по-турецки:

— Я не чужестранец. Я — подданный и слуга великого султана Мурата, да продлятся его дни. Мне предписано явиться сюда, и я явился.

— Предписано? — переспросил воин. — Тогда я позову своего начальника, но тебе же хуже, если ты врёшь.

«Не очень-то вежливо», — подумал грек. В Эдирне, когда он приходил во дворец, то не сталкивался с таким обращением, ведь охрану предупреждали, что придёт сын дворцового чиновника, а здесь Андреас не имел отцовской поддержки и всё же решил не унывать.

Меж тем по ту сторону ворот послышались шаркающие шаги, затем правая створка приоткрылась, и Андреас, ожидавший увидеть начальника стражи с саблей на боку, удивился, потому что увидел человека невоенного.

Судя по большим усам, завитым кверху, это был кто-то из старших дворцовых служителей — у младшего усы были бы поменьше — да и гордый вид говорил о высоком ранге.

Чёрный длиннополый кафтан, препоясанный тёмно-зелёным кушаком, словно отбрасывал на лицо служителя тень и делал своего обладателя неприветливым подобно стражу, но вряд ли тёмные цвета являлись результатом личного выбора. Скорее всего, они соответствовали дворцовым правилам, то есть служитель на поверку мог оказаться дружелюбным.