Любовь и золото - страница 55

На самых дальних стеллажах архива Николай Иванович обнаружил уникальную, потускневшую от времени бумагу — счет за ужин в безымянной харчевне, подписанный рукой Александра Сергеевича Пушкина, эдаким заковыристым вензельком. Значит, он когда-то проезжал через эти края. Занесла же его нелегкая… Было и несколько упоминаний о Льве Толстом. Оказалось, что в Спасске жил его близкий друг, и создатель «Войны и мира» частенько наведывался к нему. Правда, фамилия близкого друга не дошла до потомков. Осталось лишь имя — Василий. Кто бы это мог быть?..

В руки Николая Ивановича также попали дневники некоего Никиты Степановича Назарова, уроженца города Спасска, очевидно, сына знаменитого купца Назарова, который построил здесь мануфактурную фабрику. В одном дневнике, выбранном наугад, были такие строки:

«Где-то я допустил ошибку, но не могу определить, где именно. Что-то не сходится. Последняя надежда оставалась на (неразборчиво: «мыс Доброй Надежды»?)… Я был там. Клада нет. И, судя по всему, никогда не было… 21 декабря 1917 года, Атлантический океан, по дороге на родину…»

«Надо же, и в те давние времена находились одиночки-романтики… — подумал Бобров. — Обязательно покажу эти дневники Вадиму, ему будет интересно».

Николай Иванович нашел свободную минутку, чтобы заскочить в областную газету и во всех красках рассказать главному редактору о своих проблемах. Редактор послал в Спасск корреспондента, тот добросовестно состряпал критический репортаж о бездействии местных властей и через неделю опубликовал его на первой странице газеты под заголовком «Город отвергает исторические ценности». Репортаж возымел большой общественный резонанс, и вскоре к школе подкатил гидронасос на колесах и начал откачивать из подвала воду. Работы по организации музея начались…

Археологи к тому моменту уже закончили раскопки. Всю выкопанную из огорода землю они вывезли на грузовиках куда-то за город, после чего и сами уехали в Москву, прихватив с собой самые ценные находки. Древнеславянское поселение так и осталось красоваться на дне глубокого котлована, окруженного, во избежание несчастных случаев, деревянными перилами. А чуть в стороне на длинной жерди был прибита фанерка с надписью: «Памятник архитектуры. Охраняется государством».

Но жители Спасска уже успели вдоволь насмотреться на убогие глиняные лачуги и, не получив от этого зрелища большого удовольствия, особым вниманием сей памятник архитектуры не жаловали.

Витя же относился к увлечениям брата с нескрываемой иронией и частенько подтрунивал над ним:

— Когда открываешь свой вернисаж, художник?

На что Вадим ему серьезно отвечал:

— Вот ты смеешься, а не знаешь значения элементарных слов. Вернисаж — это и есть открытие выставки. Нельзя открыть вернисаж, понимаешь?

— Да иди ты на хрен со своей биологией, — отшучивался Витька. — Краевед ты наш…

Кстати сказать, в планы Вити Кротова не входило поступление в высшее учебное заведение. Он трезво оценивал свои познания и был убежден, что его не примут даже в спасское текстильное ПТУ, даже по большому блату. Он ждал, когда ему стукнет восемнадцать, чтобы отправиться выполнять священный долг, защищать отчизну.

— От кого защищать-то? — с тоской спрашивал его отец.

— А мало ли? — пожимал плечами Витька. — Врагов у Советского Союза завались! Ты хоть телевизор смотришь? Та же Америка, например.

— Америка… — вздыхал Кротов-старший. — Нужно ей воевать с нами… Прям, дел у них других больше нет… Дураки они, что ли?..

— Батяня, ты какой-то политически неграмотный, — с удивлением смотрел на него Витя. — Они же империалисты! Они же эксплуатируют рабочий класс!

Отец недовольно качал головой, цокал языком и, оборвав дискуссию, уходил на кухню похлебать наваристых щей, понимая, что спорить с сыном о политике было совершенно бесполезным занятием.

В последнее время Сергей завязал с пьянками и позволял себе выпивать только по серьезному поводу. На то была причина — заболела Анастасия Егоровна. Нет, она не лежала целыми днями в постели, не жаловалась на острую боль в груди, а так же, как и прежде, готовила и пекла на всю семью, ходила в лавку за хлебом, но… после очередного сильного приступа бабушка будто постарела еще на несколько лет, в ее глазах навсегда пропали веселые, озорные искорки…