Любовь поры кровавых дождей - страница 25

стр.

Оттого-то у женщин выработалось поразительное чутье: они не только безошибочно чувствуют, кому нравятся, но умеют определить силу мужского чувства, а этим даром не обладает ни один мужчина!

Очевидно, и Марина почувствовала, что кроме безысходной боли капитана теперь сжигал другой огонь.

Вскоре я увидел их вдвоем.

Сержант и капитан о чем-то беседовали.

В их позах, в облике каждого было что-то до смешного детское, они напоминали подростков, которые, встретившись вдруг и ощутив в себе что-то новое, необыкновенное и тайное, робеют друг перед другом.

Видимо, капитан нравился Марине Нелидовой. Ведь нравственная чистота мужчины влечет к себе, покоряет женское сердце!

…Между тем стояло тяжелое для Ленинградского и Волховского фронтов время. На всем их протяжении шли кровопролитные бои. Большинство наших солдат и офицеров были ленинградцы, потому письма из дому они получали сравнительно быстро — ведь от нас до Ленинграда было рукой подать.

Первая блокадная зима и первая весна оказались самыми тяжелыми. Ребята не успевали оплакивать родных и близких, погибших в зажатом смертельными тисками городе.

Однажды утром, когда уже разнесли почту, Тоня Еремеева выронила из рук полученный фронтовой треугольничек и, разрыдавшись, закрыв лицо руками, побежала к себе.

Все уже хорошо знали, что утешения бессильны и неуместны. Оказалось, что мать и две меньшие сестренки Еремеевой умерли от голода. Об этом сообщал ей из Кронштадта брат.

А немного погодя и Нелидова получила скорбное известие: один-единственный ее брат, командир-подводник, геройски погиб на Балтике.

Тем не менее среди множества тяжелых, черных дней выпадали и радостные. Таким был тот незабываемый вечер, когда наш бронепоезд, поставив завесу заградительного огня, перерезал путь батальонам врага, атакующим части 2-й Ударной армии, из последних сил выбиравшиеся из окружения.

Я помню, как командир одного из стрелковых полков поочередно расцеловал каждого из нас… А что может сравниться с простой солдатской благодарностью!..

Радостным был и день, когда мы сбили один за другим три фашистских самолета и заместитель командующего артиллерией фронта генерал Крюков раздал нам награды. Когда на выцветшей гимнастерке Нелидовой заблестела медаль «За отвагу» и мы, деря глотку, заорали громкое «ура», седоголовый генерал, украдкой утирая слезу, перед всем строем расцеловал мужественного сержанта.

Это был, наверное, первый поцелуй в жизни Нелидовой…

В тот самый день, уважив наши боевые заслуги, нам выделили железнодорожную дрезину — полуторатонку типа «ГАЗ» с застекленной кабиной. У нее были съемные колеса: для передвижения по железной дороге — стальные, а для езды по обычной дороге — автомобильные, с резиновыми покрышками.

Дрезина здорово облегчила нашу жизнь: мы перевозили на ней и продукты, и боеприпасы, не отцепляя, как раньше, от состава паровоз, что было довольно хлопотным и опасным делом.

Во время распутицы, в непогоду, которая так часто случается на севере, дрезина была просто спасением. Доедешь до нужной станции по железнодорожному полотну, потом поставишь автомобильные колеса вместо рельсовых — и кати себе куда душе угодно! Как загрузишь дрезину, так и езжай обратно до самого бронепоезда: ни разгружать, ни перегружать груз с транспорта на транспорт, ничего не нужно.

Но еще до того, как получить эту чудо-машину, мы были озабочены не на шутку. Дело в том, что дрезине, как известно, требуется водитель, знаток автомобильного дела. А такого среди нас вроде никого и не было.

Начали мы людей спрашивать: может статься, кто-то когда-то работал шофером, но никого не нашлось.

О том, чтобы в то напряженное время специально готовить человека, и думать было смешно. Искать шофера где-то в других частях тоже было нереально: фронт испытывал острую нехватку людей, нередко даже в артиллерийских расчетах номера пустовали, и командиры ставили к орудиям бойцов из хозяйственного и транспортного отделений. Одним словом, надеяться на выделение нам профессионального шофера было пустой мечтой.

А со станции Окуловка одна за другой приходили телефонограммы с требованием: забирайте, мол, дрезину, не то другим отдадим.