Любовь поры кровавых дождей - страница 26

Мы — командир, комиссар, железнодорожный техник-лейтенант Сиражутдинов и я — как раз обсуждали этот вопрос, когда к нам неожиданно подошла Нелидова и попросила разрешения о чем-то доложить.

— Говорите, — оживился капитан.

В последнее время нашему Кузьме Грозному (так мы за глаза прозвали Кузьму Матвеевича Балашова) изменяло хваленое самообладание, ему все труднее становилось скрывать все возраставшее чувство к Нелидовой. При виде сержанта Балашов краснел до ушей, из неразговорчивого бирюка превращался в приветливого, веселого человека.

— Товарищ капитан, я слышала, вы ищете шофера?

— Да, нам до зареза нужен шофер. А что?

— Я окончила шоферские курсы при институтском автомотоклубе. Машину водить умею. — Она расстегнула нагрудный карман и, вынув свое шоферское удостоверение, протянула капитану.

Балашов внимательно прочитал удостоверение, повертел его в руках и с нескрываемым восхищением произнес:

— Ай да Нелидова! Всем девушкам девушка! Вот бы нам на бронепоезд еще парочку таких, а!

— И на фронте, и дома, верно? — неуместно сострил командир транспортного взвода и вдруг, встретившись с суровым и гневным взглядом Нелидовой, осекся.

— Товарищ старший лейтенант Сиражутдинов, — в голосе капитана зазвучал металл, — давайте-ка пишите доверенность на сержанта Нелидову, кроме нее послать некого.

Тот, поняв, что дал маху, сразу же посерьезнел.

Печать и все документы бронепоезда хранились у комиссара.

Порывшись в кармане, он с таким видом извлек оттуда печать, ввинченную в круглый, желтой меди футляр, словно это был револьвер, и обратился к Нелидовой:

— Следуйте за мной, товарищ сержант.

Это произошло утром.

Мы отправили Нелидову с двумя опытными бойцами в депо станции Окуловка, у дальномера осталась одна Еремеева.

Вечерело, а посланные все не возвращались. Командир волновался.

Наступила полночь, а Нелидовой с ее сопровождающими все еще не было.

Перед рассветом мы вышли на боевые позиции, отстрелялись. Возвратились обратно — никого. В эту ночь Балашов не спал.

Стрелки часов приближались к двенадцати дня, когда разведчик, стоявший на последней платформе, подняв тревогу, громко крикнул:

— По полотну что-то катится! Похоже на ящик какой-то, только не разгляжу…

Разведчик еще не успел закончить фразы, а командир одним махом вскочил на платформу и, выхватив бинокль, застыл.

— Едут! — вырвалось у него одним вздохом.

Он стал медленно спускаться с платформы, да так спокойно, будто ничего и не произошло, будто и не он прошагал всю ночь до рассвета.

Вскоре «ящик» докатился до бронепоезда. Это и была наша дрезина.

Нелидова выглядела оживленной и довольной. Она оживленно рассказывала о достоинствах машины, подробно отвечала на вопросы, которые задавали ей собравшиеся вокруг бойцы и командиры.

Капитан слушал объяснения сержанта хмуро.

Я удивился: никакой радости он не проявлял, наоборот, казался мрачнее обычного.

Следующим утром Балашов поднялся на мой мостик (наши мостики находились друг против друга). Такое случалось не часто: командир бронепоезда не любил покидать свою «башню» с четырьмя ступеньками.

— Боюсь, что одному человеку не управиться и с дрезиной, и с дальномером, — заговорил капитан. — А нам хороший дальномерщик важнее. Поэтому подберите бойца посмышленей, который бы техникой интересовался, и прикрепите его к Нелидовой, пусть она обучит его водить дрезину. Бойца берите любого, независимо от его специальности. И проделайте это как можно скорее!..

Долго искал я кандидата на должность водителя дрезины, но это оказалось не так-то легко. Перебрал все подразделения, несколько раз перечитал список личного состава бронепоезда, и ни на ком не смог остановиться. Правда, несколько человек мог бы порекомендовать, но за них вступились командиры взводов, которые ни за что не хотели уступить нужных им бойцов.

К концу третьего дня ко мне снова поднялся Балашов и, устремив на меня сердитый взгляд карих глаз, насупившись, спросил:

— Подобрали?

— Пока нет, товарищ капитан.

— Что ж вы, в генералы его прочите, что ли? Шофера не можете подыскать? — строго сказал он и погодя добавил безапелляционным тоном: — Ну, вот что… завтра утром назовете мне кандидатуру.