Любовь поры кровавых дождей - страница 55

стр.

Несколько секунд протекли в молчании.

Я огляделся и снова остановил взгляд на старухе. Она сидела, подперев подбородок ладонью, и молча глядела на меня.

Мне вспомнилась моя бедная бабушка, которая вот так же могла пристально смотреть. Сердце мое преисполнилось неизъяснимой жалости.

Я плохо видел лицо хозяйки дома: она сидела спиной к окну, а я лицом. Свет, падавший из окна, мешал мне. Вероятно, она умышленно распределила стулья между нами таким образом.

Она сидела безмолвно, тихо, казалось, и не дышала. Но глаза ее по-прежнему блестели, они излучали какой-то необыкновенный фосфоресцирующий свет, совсем как глаза кошки в темноте.

От ее упорного взгляда мне стало не по себе. Не выдержав, я встал. Положил на стол вещмешок и принялся его развязывать.

Глаза старухи засветились еще ярче, мне показалось, что она шевельнулась в нетерпении, но тотчас взяла себя в руки и продолжала сидеть неподвижно, как изваяние.

На какой-то миг я с испугом подумал, вдруг она умрет у меня на глазах. Бедняжка продолжала сидеть все в той же позе, только смотрела сейчас не на меня, а на вещмешок.

Чтобы нарушить неловкое молчание, я спросил:

— Так вы наверняка знаете, что Лида в Кронштадте?

Она подняла на меня глаза и смотрела не отрываясь.

— Да, — едва слышно промолвила моя собеседница и вдруг тряхнула головой совсем так, как делала это Лида, отбрасывая назад волосы.

«Видно, в свое время тетка с Лидой были похожи».

— Как она там, интересно? — словно про себя проговорил я.

Но вот чудо: памятная мне, только сейчас очень слабая вымученная улыбка тронула изможденные черты, и тут я снова увидел в ней что-то до боли знакомое.

— Лида чем-то похожа на вас. — Я пристально поглядел на нее.

Она улыбнулась той же вымученной улыбкой. Бесцветные губы на мгновенье разомкнулись, и я понял, что у нее не осталось ни одного зуба.

Эта улыбка возбудила во мне новый прилив сострадания и жалости, я торопливо выложил из вещмешка консервы, хлеб, колбасу, немного сахару — все, что я смог приберечь, и собрался уходить.

Старуха остановила меня движением руки.

— Благодарю вас за подарок… У меня к вам большая просьба: не забывайте Лиду… — Голова у нее затряслась, она уперлась обеими руками в стол, пытаясь встать, но не сумела. Силы окончательно покинули ее.

— Прощайте, — проговорил я в крайнем волнении и не вышел — выбежал из комнаты.

Сильным рывком растворил полуприкрытую тяжелую входную дверь и, с силой же захлопнув ее за собой, спустился по лестнице.

Когда я проходил мимо того окошка, давешняя старушка в очках, словно поджидая меня, распахнула форточку и крикнула:

— Ну что, видел Лиду?

— Нет, — отозвался я, — она переехала в Кронштадт, меня встретила ее тетушка…

— Чего, чего? — прервала меня старушка. — Обожди-ка, милый, я сейчас выйду.

Она и вправду вышла ко мне и с удивлением переспросила:

— Кто, говоришь, в Кронштадт переехал?

— Лида, — ответил я, несколько озадаченный.

— Господи, прости, — проговорила старушка и перекрестилась. — Да разве ж она могла в Кронштадт уехать, уж такая плохая, вот-вот душу богу отдаст. — Подняв голову, старушенция поглядела на окна пятого этажа.

— Что это вы говорите? — ужаснулся я, и досада охватила меня. Ведь получилось, что тетка не допустила меня к Лиде, выставила ни с чем… Но почему она так поступила? Я направился было обратно, чтобы снова взбежать по той же лестнице на пятый этаж.

— Постой, постой, сынок, — засеменила за мной старушка, — какая там еще тетка, об ком это ты говорил?

— Да Лидина тетка! Которая дверь мне открыла и сказала, что Лида переехала в Кронштадт!..

— Ох, да тетка-то ее, Мария Федоровна, четыре месяца, как в сырой земле лежит!

— Так кто же была старуха, которая со мной говорила? — вскричал я, чувствуя, как у меня в жилах застывает кровь.

— То ж сама Лида и была, сынок!..

В глазах у меня потемнело.

— Ну да, она и была, Лида. Не признал? Да уж куда там, конечно, не признал, ведь этакая красавица была, голубонька, а во что обратилась… Э-эх, миленький, люди сами на себя теперь не похожи, нет, не похожи!..

Ничего больше я не слышал. Сорвавшись с места, понесся к подъезду Лиды. Я бежал, не чуя ног. Одним духом взлетел по лестнице и остановился перед той дубовой дверью, которая опять была заперта.