Любовь - страница 42
И вдруг он догадался, что не одна только храпящая гора и не сама по себе гора занимает взбудораженного босяка — там, в стороне, стоит только привстать…
В порядочном расстоянии, смазанном из-за обманчивой красной мглы, различалось желтоватое пятно. Под деревом. И оно стояло, не двигаясь… это была женщина.
Понадобилось несколько мгновений, чтобы смутная догадка — предчувствие — заставила его подняться, позабыв внушенную Долговязым осторожность. Юлий пошел и побежал.
Он узнал сверкающее золото волос!
Туго привязанная к дереву Золотинка была жива и встретила Юлия взглядом.
И ничего не сказала, словно бы Юлий представлялся ей видением, которое требует не слов, но мысли, некоего мыслительного усилия, необходимого, чтобы уберечься от обмана и обольщения. Надо думать, не много ясности прибавлял венец в руках Юлия, тот самый венец, который она помнила у себя на голове.
И только когда видение подступило, когда очутилось рядом… Так тянутся друг к другу лишь очень знакомые… родные… раскрывшие к поцелую губы влюбленные и супруги… Зимка ахнула, дернувшись поднять онемелую в путах руку и промолвила:
— Ю-юлька!.. — С таким сладостным вздохом, что и всего воздуха мира не могло хватить, чтобы расправилась грудь и вольно, не запнувшись стучало сердце.
— Юлька! — задохнувшись, повторила она едва слышно и сомлела с чуть обозначившейся улыбкой на любимых, родных устах.
О боже! Невнятная дрожь проняла Юлия. Беспамятство любви, готовность умереть и воскреснуть. От непосильного, чрезмерного чувства Юлий и сам был на грани обморока. Зачем-то он оглянулся, ничего все равно не видя, спохватился, вытащил ржавый нож и двумя-тремя взмахами рассек тонкие шелковые веревки, что перетянули Золотинку, едва оставив ей жизнь.
Любимая упала на руки Юлия, венец покатился по земле…
И Долговязый, что следил издали за припадочными выходками Глухого, почувствовал необходимость внести в это сумасбродство хоть какое-то разумное начало. Для этого он и пополз, не спуская глаз с беспризорного венца, а потом, когда Юлий забылся в полуобморочном поцелуе, начал передвигаться на карачках довольно резвой рысью.
— Что такое? Ты здесь? — говорил Юлий, едва успевая заглянуть в глаза, прежде чем покрыть их поцелуем. А Золотинка повторяла:
— Бежим! Скорее!
Зимка понимала положение лучше, чем Юлий, и находила время озираться; измученная телесными страданиями, она не видела толку в затяжных поцелуях и торопилась, бросая частые взгляды на змея. Так что пришлось и Юлию обернуться… он признал чудище, которое показало покрытую мелкой костяной чешуей голову.
— Беги сюда! — крикнул Юлий Долговязому, чувствуя, что понадобится помощь.
Действительно, Юлий подобрал венец, чтобы вернуть его государыне, но Золотинка споткнулась на первом шаге, затекшие ноги не повиновались, она путалась в длинном платье, так что пришлось Юлию нахлобучить венец себе на голову и подхватить любимую на руки, он рассчитывал отнести ее подальше, за перелесок, где можно было бы прийти в себя и что-то сообразить.
— Там Ананья! — пыталась еще предупредить Золотинка, но Юлий не понимала лепета.
Да и поздно было понимать: вдруг, сразу проступили из жаркой мглы… спешили навстречу скорым шагом витязи в доспехах и при оружии.
Один впереди, и еще за ним… два, три… пять… Шесть, их было шестеро. Отчаяние Золотинки свидетельствовало, что помощи от этих людей ждать не приходится. Не для того они сидели в засаде, ожидая, что змей наконец займется жертвой.
Лихорадочно озираясь, Юлий не видел вокруг ничего стоящего, кроме желто-синего барабана с оборванным ремнем, что валялся неподалеку, изумляя яркими красками.
Барабан, так барабан! Юлий готов был рычать, бросаясь на мечи с голыми руками, чтобы хоть на малую долю часа отодвинуть от любимой опасность. Лучше уж барабан, чем ничего!
— Скорее сюда! — прикрикнул он, обнаружив смятение Долговязого, который опять присел на карачки в самой несообразной, ни на что не годной позе и не вынимал изо рта трубки. — Помоги государыне! Поддержи ее! Ну, живо!
Коснувшись земли, Золотинка просела на томных ногах и оперлась рукой, чтобы не упасть, ослабев от страха и тревоги за Юлия. Но тому уж некогда было утешать ее, некогда было ждать усовестится ли, наконец, Долговязый настолько, что вынет изо рта трубку, или будет растерянно ее жевать, соображая сравнительные расстояния до змея, до витязей и до Глухого, которого он ставил, по видимости, в один ряд со всеми другими опасностями. Одним прыжком Юлий схватил барабан, чтобы отмахиваться им от мечей, но передумал, оглянувшись на растревоженного змея, и неожиданно нашел барабану совсем другое применение: застучал по туго натянутой коже нечто похожее на войсковой призыв «слушайте все!»