Любовь - страница 43

И вправду, заслышав знакомые звуки, витязи придержали шаг — особенно те, что и раньше не спешили. Верно, они полагали безосновательным фатовством кидаться вшестером на одного безоружного оборванца. Они уступили эту честь запыхавшемуся молодцу, который вырвался вперед по причине своего непобедимого легкомыслия, очевидно. Повсюду из-под медных лат шустрого молодца выбивались летящие на ходу ленты, разрезанные вдоль и поперек шелка, все это пенилось и волновалось, придавая воину невероятный, ускользающий от определения облик. Вздутые шелковой пеной плечи, свисающие под локтями кружева противоречили неправдоподобно тонкому стану на стыке наборных медных пластин, что покрывали бедра, и покрытой желобками медной груди, по-рачьи широкой. Розовые перья светились вкруг головы и за плечами, составляя нечто вроде пристойного только святым ореола, — это колыхалась большая легкая шляпа, закинутая на тесьме за спину, тогда как на голове сидела только круглая медная шапка без всяких изысков. Во всем этом смешении птичьих и рачьих черт было что-то неосновательное, что-то такое, что трудно было, кажется, совместить с понятием об опасности и угрозе…

До первого столкновения только. Обнаженный железный меч подходящих размеров и замкнутое в хмурой решимости, не ведающее сомнений лицо юного забияки не обещали ничего хорошего ни вооруженному противнику, ни безоружному. Настороженный и жестокий, он заградился от безоружного щитом.

Прихватив барабан, Юлий пятился, напряженный до боли в мышцах, еще отступил он и еще, сознавая, что отступать некуда — сзади Золотинка… Что-то такое в глазах витязя под осевшем на самые брови шлемом предупредило Юлия об ударе. На выпад противника он швырнул с яростью отчаяния барабан.

Так звонко, что пустой сосуд, чмокнув, воткнулся на меч по самую рукоять. Оснащенный этой пузатой дрянью совсем нежданно, витязь заторопился освободиться, он бросил крепко севший на клинок, как на вертел, барабан к земле, рассчитывая толкнуть его краем щита или ногой, но должен был защищаться от оборванца и тут же вскинул опузыренный барабаном меч. Так что Юлий мгновенно остановился, понимая, что меч при хорошем ударе сверху разрубит всю эту пузатую пустоту — кожа, луб и веревки не составят защиты.

Но вышло иначе — от сильного взмаха вдогонку за ускользнувшим противником барабан соскочил с клинка и прянул в Юлия, так что он едва устоял на ногах, перехватив необыкновенный мяч. Не было ни мгновения на раздумья, Юлий швырнул пузатую дрянь обратно, на витязя, который рванулся вперед, выставив меч, и опять — тем же вызывающим изумление манером! — наколол барабанную пустоту на клинок. Взбешенный этой игрой, витязь не разбирал дороги — замахнулся рубить или глушить желто-синим пузом, под которым и клинка видно не было, а Юлий отбил выпад рукой — в барабан, ногой в тот же миг ударил в медную рачью грудь — противник опрометчиво отставил щит.

Витязь грянулся наземь, не успев оценить своего несчастья. Верно, он крепко ударился затылком, потому что утратил представление о пространстве, а когда опамятовался — кажется, тотчас! — оборванец в венце попирал его грудь ногой, а собственный меч витязя держал в руках, нацелив острием вниз для последнего удара.

— Я великий князь Юлий! — выпалил оборванец. — Сдавайся!

— Сдаюсь! — прохрипел витязь, не теряя времени, ибо поистине дорог был каждым миг. — Если действительно князь Юлий, — добавил он, вспомнив о чести.

Впрочем, это было уж лишнее, Юлий не понимал ничего, кроме лопотания губ, ясная или двусмысленная, лживая слованская речь достигала его отравленного сознания одним и тем же раздробленным беспорядком. Так что достаточно было того, что противник вообще ответил. Юлий снял ногу с груди поверженного ратоборца, полагая, что тот больше не ввяжется в драку.

Все случившееся походило на чудо — только что Юлий и думать не мог о спасении и вот — в руке его меч. Пятеро стеснительно замешкавших в отдалении витязей и какой-то черный человечек за ними, походивший на пастуха позади расфуфыренной скотины, не пугали Юлия, любая неравная схватка не пугала его теперь, когда он сжимал меч!