Любовная история галлов - страница 10
Сев на стул, бедняга прежде всего надел шляпу, настолько он был не в себе. Через секунду, заметив свою оплошность, он снял шляпу и перчатки, потом снова надел одну перчатку — все это молча.
— Что с вами? — спросила Арделиза. — Мне кажется, у вас что-то на уме.
— Вы не догадываетесь, сударыня? — пробормотал Самилькар.
— Нет, — ответила она, — я ничего не могу понять. Как вы хотите, чтобы я догадалась, о чем вы молчите, когда я с трудом понимаю то, что мне говорят?
— Так я скажу вам, — сказал Самилькар с глупым видом, разнежившись. — Я люблю вас.
— Столько церемоний, — заметила она, — из-за сущей безделицы. Разве так трудно сказать, что любишь? Мне кажется, куда труднее любить хорошо.
— Ах, сударыня! — прервал он ее. — Для меня гораздо труднее сказать, чем сделать это. Любить вас мне совсем не трудно — трудно было бы не любить, и мне это никогда не удалось бы, сколько бы вы ни приказывали.
— Сударь, — вымолвила Арделиза, краснея, — я вам ничего не приказываю.
Любому другому стало бы ясно, что таким изящным способом Арделиза дала ему позволение любить себя, но Самилькар был слишком туп. Прибегать в разговоре с ним к тонким намекам было совершенно бесполезно.
— Как, сударыня! — воскликнул он. — Вы не уважаете меня достаточно для того, чтобы удостоить приказаний?
— Так что же, — спросила она, — вам хотелось бы, чтобы я приказала вам не любить меня больше?
— Нет, сударыня, — отрывисто ответил он.
— Тогда чего же вы хотите? — продолжала Арделиза.
— Любить вас всю жизнь, — признался Самилькар, — и быть любимым вами.
— Так любите на здоровье, — ответила она, — и надейтесь.
Более настойчивому влюбленному хватило бы этих слов, чтобы перейти к действиям. Но как ни старалась Арделиза ускорить развязку, он заставил даму ждать еще два месяца и сдался наконец только благодаря ее решительности.
Новая связь не побудила Арделизу прекратить отношения с Ороондатом. Своего последнего любовника она всегда любила особенно сильно, но все же недостаточно для того, чтобы прогнать Ороондата, ставшего для нее вторым мужем. Незадолго до разрыва с Кастильянтом в Арделизу влюбился шевалье д’Эгремон; здесь будет кстати описать эту примечательную личность.
У шевалье были смеющиеся глаза, правильной формы нос, красивый рот, ямочка на подбородке, придававшая приятность его хитроватому лицу; он был бы строен, если б его не портила сутулость; его отличали любезность и тонкий ум; часто, однако, сказанное им казалось умным лишь благодаря живой мимике и звучному голосу: те же самые слова теряли всю остроту в других устах. Недаром писал он ужасающе плохо, а писал именно так, как говорил. Хотя излишне упоминать, что соперник бывает докучлив, но шевалье обладал этим свойством в такой степени, что для женщины, имевшей несчастье быть им любимой, лучше было бы мучиться с четырьмя, чем с ним одним. Щедрость шевалье граничила с расточительностью, поэтому ни его возлюбленная, ни его соперники не могли рассчитывать на верность своих слуг. А в сущности, чудеснейший из смертных>20.
Уже двенадцать лет он любил Фезику, женщину столь же примечательную, как и он сам, то есть блиставшую достоинствами в той же мере, как он выделялся дурными качествами. Но пять лет из этих двенадцати она провела в изгнании вместе с принцессой Леонорой, дочерью Горнана Галльского, которую судьба преследовала потому, что она обладала добродетелью и не могла смирить свой высокий дух, снизойдя до угодливости, которая требуется при дворе. Во время их отсутствия шевалье не был замечен в строгом постоянстве; хотя Фезика, как никто, заслуживала любви, его неверность была отчасти извинительна, ибо она ни разу не удостоила его своих милостей.
Несмотря на это обстоятельство, некоторым он внушал ревность. Среди них был граф де Ворель. Когда тот однажды упрекнул графиню Фезику в любви к шевалье, красавица ответила ему, что он, очевидно, сошел с ума: как может она любить величайшего плута на свете?
— Забавный же довод, сударыня, вы придумали для вашего оправдания! — заметил он ей. — Я знаю, что вы еще большая плутовка, чем он, и все равно люблю вас.